Скверный анекдот


Роман «Русский садизм», попавший в конце 2011 -  начале 2012 гг.  в шорт-листы  Премии Андрея Белого  и  «Национального бестселлера»,  вызвал самые ожесточённые споры и настоящую войну в бумажной прессе и на интернет-просторах. Некоторые критики и коллеги поставили  книге  высокие оценки, отметив её новаторскую композицию, стилистическую                          изощрённость и парадоксальный подход к отечественной истории, другие – яростно отругали за то же самое.

Мне как автору, положившему на этот роман двадцать один год своей жизни, более всего обидно то, что некоторые рецензенты и доброхоты от критики, не читая или просто поверхностно пролистав его, позволили себе впоследствии высказываться о нём в пренебрежительном, а порой и в оскорбительном ключе. Не дочитав или недопоняв что-то, они  искажали идейную суть романа, вольно интерпретировали образы некоторых персонажей, обвиняли автора во всех смертных грехах, вплоть до пропаганды насилия.

Вот хотя бы так называемая рецензия Марины Каменевой: «Книга написана умным, но очевидно не совсем здоровым человеком. Читать это пыточное руководство невозможно, печатать это нельзя, хотя, наверное, найдутся любители ужастиков и острых ощущений. Для людей с нормальной психикой описание истребления людей не компенсируется желанием автора преподнести этот кошмар как исторический экскурс. Это – не документальный материал, это фантазии автора, показанные читателям в виде исторического романа. Читать нельзя».

Это – ВСЯ рецензия. Ни попытки понять сложную архитектонику романа и  вникнуть в противоречивый  мир его героев, ни желания осознать и оценить позицию автора… Когда меня обвиняют в том, что я «не совсем здоровый человек», то понятно -  речь идёт о моём психическом здоровье. Я, конечно, не побегу, - специально для Каменевой, -  в психдиспансер за справкой, извещающей об отсутствии у меня душевных заболеваний, а задам ей простой и логичный вопрос: «Почему же вы, в таком случае, не называете хирурга убийцей за то, что у него нож в руках и халат запачкан кровью?»        И ещё: странным показалось мне голословное утверждение рецензента относительно «фантазий»  автора и того, что «это – не документальный материал». Если бы Каменева вчиталась в роман поглубже, то смогла бы увидеть, что в плане исторических реалий он почти полностью построен на архиве. Это касается всех глав о народовольцах, о Гражданской войне, об атаманах Григорьеве и Махно, о голоде в России и на Украине, о карательных акциях сталинского террора, а также пролога книги, где подробно описаны зверства большевиков в пыточных застенках. Это всё – ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ материал! Если госпожа критик пожелает, я и ссылки  могу предоставить. Кроме того,  Каменева не заметила, что в книге прокомментирован огромный исторический пласт  – от «Русской правды» Владимира Мономаха  -  почти до наших дней… Материал для исторических глав я искал в сборниках архивных публикаций, в журналах «Каторга и ссылка», «Красная новь», в подшивках советских газет 20-30-х гг.  Ещё в советское время мне удавалось разыскать уникальные архивные документы, одиозные для большевиков мемуары и свидетельства современников, опубликованные сразу после революции, - может, по недосмотру, а может, по недомыслию… Вряд ли Каменева знает, что в природе существует многотомная «История русской революции» под редакцией Гессена, «История гражданской войны» Какурина, «Очерки русской смуты» А. Деникина, «История терроризма в России» и многие другие материалы, как опубликованные, так и не опубликованные, которыми я пользовался при написании «Русского садизма».

Я удивляюсь «пустотелости» многих рецензий на роман. Огульные обвинения, бездоказательные утверждения, путаница в персонажах и в сюжетных линиях, которые демонстрируют критики, - всё это говорит лишь о неумении читать и понимать сложные тексты. Да, композиция «РС» непроста, да, стилистические его особенности тоже достаточно сложны для неподготовленного читателя, но ведь литературные критики должны же быть подготовлены к восприятию неординарных текстов. Если бы Михаил Леонович Гаспаров, тень которого призывает рецензент М. Визель, назвал монологи моих героев «стилем поломанной стилизации», то я был бы ему весьма признателен, ибо это как раз довольно точное определение. Только  добавил бы применительно к тексту «РС»  ещё одну маленькую цитату из Гаспарова:  «Это не стилизация, а система нарушений стилизации».  

А то один из сетевых рецензентов (под ником  zametilprosto) сетует на отсутствие последовательности в монологах героев: то их речь стилизована, то чуть более правильна и более приближена к современным им нормам. Так в том-то и дело, что исконный  язык героев (областной говор, канцелярит, церковно-славянский или местечковая русско-идишская смесь) погружён в обыденный, нормальный русский язык, который то и дело прорывается в их подсознании и выплёскивается в речи. Потому-то в монологе священника то есть аорист, то его нет, а в монологе бердичевского еврея то есть согласования, а то -  нету… Стилевой эклектизм сам собой вырастает из бытования языка. Это осмысленный, продуманный приём.

К zametilprosto  я чуть позже ещё обращусь (тем более, что он сделал хоть какую-то попытку анализа романа, за что ему большой респект), а пока вернусь к М.Визелю.

Его утверждение о том, что герои «РС» являются «какими-то резидентами комеди-клаба, путающимися в акцентах, жаргонах,  диалектизмах»,  выглядит как поспешный  и суетливый (в силу отсутствия аргументов) выкрик «Сам дурак!», хотя в адрес уважаемого поэта, переводчика и журналиста, рецензировавшего роман,  мною ничего не было выкрикнуто. Странно, что М. Визель ничего не понял в «РС», ведь его собственные тексты полны интеллекта и остроумия, то есть он по определению должен чувствовать литературу и понимать, где графоманство, а где  - ТЕКСТ.

Кстати, вдобавок, как пишет М. Визель,  «проблема в том, что роман все равно остается игровым». А как же! Любой хороший роман – игровой. Только для М. Визеля это почему-то отрицательная составляющая. 

Не меньше чем М. Визель интересен мне и Дмитрий Быков - его стихи,  подробная проза,  энциклопедизм, но и он при всём своём литературном вкусе ничего не понял в «Русском садизме». Более того, он позволил себе высказаться в адрес автора в совершенно непотребных выражениях, за которые  в приличном обществе принято бросать перчатку в лицо.

Нет, не описание ужасов Гражданской войны, а сама правда в этих описаниях раздражает Быкова и других моих оппонентов. Надо же признать этот ужас, надо же взять на себя труд поставить его перед судом истории и найти в себе мужество покаяться за людоедское прошлое своей страны! Почему ни один отечественный палач не был осуждён ни в уголовном суде, ни в общественном мнении? Почему у нас не было своего Нюрнберга? Почему преступная фашистская партия КПСС (РСДРП) не ответила перед народом за свои злодеяния?

И если Быков, заглядывая в «РС», видит там только выпущенные внутренности да разможжённые головы, но не видит глубокой гуманистической сути книги, её милосердия, сострадания, жалости, мучительных попыток автора осмыслить, осознать прошлое Родины и, в конце концов, покаяться, значит, он (Быков) не хочет видеть, не хочет понимать, значит, собственный пиар, состоящий в том, чтобы в оскорбительной форме охаять не только «РС», но и другие значимые книги (да хоть бы «Немцев» Терехова) – для него важнее. Конечно, общественные рейтинги легче и проще зарабатывать, критикуя «преступный путинский режим» да сочиняя вирши на злобу дня. Для объективной же оценки правды и публичного  признания её, нужно гражданское мужество. А вот во всеуслышание обвинить автора «РС» в мастурбации над выпущенными внутренностями гражданского мужества не нужно. Да и никакого мужества не нужно. Напротив – это трусливая позиция: делать вид, что ты будто бы не понял сути романа, горестно протестующего против любого насилия, против садистического быдла, которому сказали с самого верха политического Олимпа: «Всё дозволено!»

Д. Быков упрекает «РС» в наследовании Бабелю, Зазубрину, Шолохову, Акутагаве (как другие рецензенты упрекают его в наследовании Трифонову, Давыдову, Зощенко, Фадееву, Аксенову, Лоренсу Дареллу), но, во-первых, любой писатель стоит на чьих-то плечах, а во-вторых, что плохого в том, что потомки развивают достижения и идеи предшественников? Не слишком ли, кстати, многих ставят за мою спину? И почему никто из тех, кто упрекает автора «РС» в «похожести» на кого-то, не замечает, что стилизация – один из главных приёмов романа, причём, стилизация, использующая не конкретных литераторов, а параллельные пласты русского языка? Не хотят рецензенты ничего видеть, не желают! А может, не могут? Боже, какая крамольная мысль! Неужели прославленные писатели  и критики не замечают очевидного? С прискорбием приходится признать – не замечают, ведь формальный приём прямо, если не сказать - прямолинейно и декларативно -  описан в конце романа. Впрочем, наверное, не все его прочитали до конца. А чего читать – роман большой, в начале написано про пытки, ну, стало быть, и в конце будет про то же…

Посмешило меня, кстати, и сравнение Быковым автора «РС» с Елизаровым и Масодовым, разумеется, в пользу последних.  Хотя букеровский, к примеру, «Библиотекарь» выглядит просто смешно рядом с «РС» - как в идеологическом плане, так и в плане чистой литературы. Есть в «Библиотекаре» гуманистический пафос, есть сострадание к маленькому человеку, есть боль за судьбу своей страны? А нету. Как нет и развития языка. Написано грамотно, спору нет, чистенько да гладенько, но уж больно усреднённо. А уж сравнение с Масодовым и вовсе некорректно. Идеологическая и стилевая основа романов Масодова – детские садистические стишки, это по большому счёту - развлекаловка, стёб, ну что, не видит Быков  этого, что ли? Огромный минус самому Быкову! Так бездарно прокалываться на сравнениях и сопоставлениях! Сразу видно – «Русский садизм» не читал! Полистал разве что, скучая, в мыслях о себе, великом…

Далее: ещё одна невнятная рецензия – Наталии Курчатовой. С подачи Виктора Топорова она пытается сравнить «РС» с «Благоволительницами» Литтела  и делает это чрезвычайно неуклюже:  Литтел, сообщает автор рецензии, «говорит о тривиальных людях, которые сделались уродами под влиянием системы. А Лидский пишет каких-то персонажей Сорокина, но в историческом якобы регистре и привставшими на исторические котурны». Я всё-таки написал бы «привставших», но незнание русского языка не освобождает уважаемого рецензента от ответственности перед читателем. Разве чудовищные в своей садистической сути персонажи «РС» - черти из табакерки? Ведь весь текст романа говорит о том, что именно «влияние системы», как изволит выражаться Н. Курчатова, сделало их такими, какие они есть. Это система вытащила наружу их тёмные инстинкты, их маниакальные пристрастия, это человеконенавистническая суть Октябрьской революции и скрытые пороки её вождей позволили «пешкам из народа» раскрыть в полной мере свои тёмные душонки скрытых извращенцев и скотов. Духовное и юридически строгое общество не позволило бы этим моральным уродам, этим ущербным тараканам даже выползти из-под плинтусов – оно бы их сразу дустом, дустом! Впрочем, они бы и сами не посмели выползать. А тут система их поощряет: будьте любезны, мы в вас нуждаемся, ведь всё, что вы намерены делать  (и делаете) – глубоко морально. Брать в заложники женщин, стариков и гимназистов, расстреливать, пытать, насиловать, воровать, грабить, всё это – морально, потому что  направлено против буржуазии, которую надобно уничтожить, как класс. Вот и полезла из всех щелей подзаборная шваль, люмпены, трущобные маргиналы. И всё это, по тонкому наблюдению Н. Курчатовой – не под влиянием системы?

И при чём здесь Сорокин?

Вообще, в коротенькой рецензии Н. Курчатова умудрилась нагородить такой словесный огород, в котором легко заблудиться, словно в лесной чащобе. Привожу пример её глубокомысленных писаний:  «Это скорее закон жизни – о том, что в кратком историческом промежутке может случиться, что все вокруг мудаки и адские псы. Но в кратком, в кратком. В конкретный момент времени, в одном месте. Ненадолго. Ткань мироздания не выдержит, порвется или допустит не праведника даже – нормального человека. Сумасшествие, даже целых сообществ – слава Богу, частный случай. А литература вообще требует иного. Пинка под зад, чтобы проблеваться и взлететь, а не методичных и морализаторских описаний пыток и массовых изнасилований. Кажется иногда, что автор застрял между Солженицыным и маркизом де Садом – а ведь это два совершенно разных пути к небу, и хорошо бы это сознавать». 

Не очень ясно излагает свои критические мысли Наталья Курчатова. Впрочем,  может быть, это я туповат для понимания таких  изощрённых экзистенциальных пассажей. Скорее всего, так оно и есть, ибо фраза автора рецензии «литература вообще требует иного» натурально  ввергла меня в ступор. Оказывается «пинка под зад, чтобы проблеваться и взлететь», требует литература! Только что уважаемая критикесса после чтения «РС» «блевала» по её меткому выражению (это следует из текста её рецензии), а потом «взлетала» вследствие «пинка под зад», а теперь она уверяет, что этого не было. Противоречие какое-то! Хотя какое противоречие?  Литература же требует «иного»!

И ещё автор рецензии весьма тонко подметила, что автор «застрял между Солженицыным и маркизом де Садом», а главное, она видит в творениях этих авторов два «разных пути к небу». В моём же понимании творения означенных авторов   это два разных пути в бездну – в бездну ада, в инфернальную бездну человеческой души, в которой, тем не менее, нужно – если ты настоящий писатель! – искать искру духовности, искать хотя бы маленькую звезду, звёздочку… И уж она, несмотря ни на что, если найдётся, всё-таки будет светить на том самом небе, о котором с таким знанием дела рассуждает  Н. Курчатова. «И хорошо бы это сознавать»… 

Возвращаясь к вдумчивому и, действительно, старательно пытающемуся разобраться в романе рецензенту под ником  zametilprosto, замечу, что и он, несмотря на свои старания, всё-таки не до конца осознал главную идею романа. Сильно отличаясь от Н. Курчатовой в методологическом подходе к произведению, да и просто в желании анализировать, он, тем не менее, не увидел главного. В конце своей рецензии zametilprosto  говорит о том, что отрицательное мнение о романе сформировалось у него в связи с личным атеизмом и неприятием якобы пропагандируемых «Русским садизмом» ненасильственных методов борьбы со злом. Конечно, атеистический подход сильно мешает восприятию идей книги, но не это главное. Куда существеннее как раз то, что роман, напротив, «призывает» со злом бороться, дабы оно не поглотило мир. Если это не так, то почему один из главных героев книги, священник, убивает, в конце концов, сатанинское отродье? Другое дело, что убивает человек, всю жизнь твердивший: «Никого нельзя убивать…», но это уже нравственный выбор персонажа. Читайте внимательнее, и вам станут ясны «достоевские коллизии» романа.

И остановить насилие, конечно же, можно – силой, отпором, адекватным ответом. И – созданием такой духовной и юридической атмосферы, при которой насилие просто невозможно. А в русской истории, кстати, всегда находились пассионарии, которые зачастую самоё себя ставили преградою злу, и нередко то были люди именно духовного звания. Это ответ рецензенту под ником zametilprosto на его замечание о том, что «садизм в России - самовоспроизводящаяся система. То есть бессмысленно изучать его генезис – он был всегда». Нет, нет, конечно; ставьте преграды на пути сатанизма, и система перестанет самовоспроизводиться.

А вот Сергею Боровикову не понравился язык «Русского садизма». Он (язык) «сер, искусственен и фальшив, а повествование вовсе невозможно для чтения» - вот мнение уважаемого Сергея Григорьевича. Думаю, критик, несмотря на весь свой колоссальный филологический стаж, плохо знаком с великой русской литературой и знает только нескольких выдающихся стилистов нашего времени – Бабаевского, например, или Софронова. А вот дай ему сейчас Лескова, Платонова или на крайний случай Бабеля, так он и их обругает, скажет, пожалуй, что  по-русски так не пишут и не говорят. Ну, и правильно, Бабаевский по крайней мере понятно изъясняется, всякие же там Платоновы да Лидские – непонятно, читая их, мозги ж надо напрягать! А о том, что русский язык тем и велик, что в нём существует множество стилевых напластований, Сергея Григорьевича в университете не учили, а если и учили, так он плохо понимал. Я ещё удивляюсь, как он с таким литературным вкусом сумел «Волгу» в своё время с колен поднять. Ну, видимо, замы неплохие были…

Самая обстоятельная и самая честная отрицательная рецензия на «Русский садизм», которая называется «Двести лет мести»,  принадлежит перу «комиссара» «Нацбеста» Виктору Топорову. Правда, Виктор Леонидович любит иногда тайный смысл своих высказываний искусно прятать между строк, дескать, умный читатель разберётся в том, что спрятано. Тонкий намёк, к примеру,  я услышал в предложении Топорова переименовать «Русский садизм» в «Еврейское изуверство». В этом предложении есть рациональное зерно (и я не вижу в нём никакого антисемитизма), но в том лишь случае, если роман и в дальнейшем будет  выходить урезанным. Опубликованный вариант меньше оригинала на двести страниц, и в изъятом массиве текста есть, между прочим, резонное объяснение, почему роман назван именно так, как назван. Замечу в скобках, что серьёзные изъятия некоторым образом всё-таки повлияли на суть книги. Возвращаясь к названию, хочу обратить внимание вдумчивого читателя на то, что я нигде не погрешил против исторической правды – всем сегодня известно, что переворот 1917 года   был в большой степени еврейским, как, кстати, и так называемое «русское революционно-освободительное движение» в целом. И тому есть свои исторические причины. Но в «РС» нет ни грана антисемитизма и уж, тем более, нет никакой русофобии, я просто честно, без политеса и реверансов в адрес каких бы то ни было кланов или политических группировок, описал истинное положение дел в знаковые моменты российской истории.

Озадачило меня и то, что В. Топоров увидел в «РС» в десятки раз больше передержек и нелепостей, чем у нобелевского лауреата А. Солженицына в его фундаментальном сочинении «Двести лет вместе».

И это отрадно для автора такого проходного сочинения, как «Русский садизм»!  Хоть в чём-то удалось мне переплюнуть нобелевского лауреата! Если же говорить серьёзно, то это – голословное утверждение, ибо Виктор Леонидович не потрудился привести ни одного примера.

Аналогично как истина в последней инстанции преподносится следующий пассаж: «Текст при этом насквозь литературен и, соответственно, носит на себе печать постмодернизма. Каждая глава написана по-другому – точь-в-точь как у Литтела – и имеет отчетливый образчик, чтобы не сказать стилистический (и не только стилистический) первоисточник. Вот речь идет о народовольцах – и используются «Нетерпение» Юрия Трифонова и «Глухая пора листопада» Юрия Давыдова. Вот о гражданской войне – и из повествования торчат рожки «Конармии» Бабеля, «Старика» все того же Трифонова, поздних повестей Катаева. Начинается эпоха социалистического строительства – и строительным материалом для самого Лидского становится проза Андрея Платонова».

 Даже роман «Иосиф и его братья» вменяется автору в вину, что совсем уж запредельно! У меня, кстати, есть роман под названием «Инцест»; его ещё никто не видел, а  В. Топоров уже вперёд смотрит – чего там такое Лидский написал, уж не Томас ли наш Манн (в переводе, естественно, Соломона Апта) повлиял и в этот раз на номинанта «Нацбеста»? А про «печать постмодернизма» и говорить нечего: она у Лидского на лбу стоит! Впрочем, «постмодернизм» - это не ругательство; меня настораживает только одно обстоятельство – что бы сказал Виктор Леонидович, если бы прочитал «РС» полностью? Ведь именно изъятые при публикации куски «вываливаются» из всех представлений о современной русскоязычной литературе. Какую бы тогда печать поставил Виктор Леонидович на текст моего романа? Надеюсь, не седьмую...

А уж кто только не обвинил автора «РС» в следовании Литтелу – с подачи Виктора Леонидовича, разумеется, потому что именно он первым обратил внимание на то, что предки Литтела носили фамилию Лидские. Типа это наш ответ Литтелу. А я скажу, что никакой это не ответ, а скорее вопрос, который звучит так: «Чем занимался Литтел, когда бОльшая часть «Русского садизма» уже была написана?»  Он работал в какой-то гуманитарной миссии и только в 2001 году сосредоточился на  писательской карьере. Когда я уже  серьёзно писАл, Литтел ещё на горшок ходил. Стоит ли соотносить «РС» с «Благоволительницами», если первые наброски романа я сделал в 1988-м?  А гонкуровский текст Литтела появился в русском переводе только в январе 2012-ого! Что же касается псевдонима, то мои предки  тоже носили фамилию Лидские, присходя из древнего белорусского города Лида. И в полном тексте «РС»  об этом подробно говорится.

Ну и, конечно, мой текст литературен, а как же иначе? Не понимаю, почему В. Топоров  пеняет мне на это? Повторюсь: разве критик не видит, что стилизация – один из основных приёмов романа? Это же очевидно!  Ведь «РС» - книга не только об истоках и попытках искоренения садизма «на одной шестой части суши», а ещё и о бытовании русского языка в десятках, а может, и сотнях его ипостасей.

Зачем, однако, пишет В. Топоров, «бессмысленно приумножать сущности?», имея ввиду рецензируемый роман? И действительно, видимо, не понимает, по-честному не понимает, что «приумножать сущности»  нужно, необходимо, только делать это надо осмысленно, как и сделано в «РС». И для того надо осмысленно приумножать сущности, чтобы человек понял, наконец: садизму и моральному уродству не место в цивилизованном обществе, что само общество должно стать на должную высоту и активно противодействовать любым проявлениям скотства и зверства. И задача писателя, по моему скромному разумению, в том и состоит, чтобы встряхнуть заснувшего человека, шокировать его ужасом и нечеловеческими описаниями нечеловеческих деяний, чтобы он отшатнулся, чтобы он возненавидел насилие в любой его форме и хоть что-нибудь, ну, хоть самую малую малость сделал бы для искоренения зверства на земле.

А вот анекдот, приводимый В. Топоровым в конце его рецензии – категорически не принимаю! Оформление текста «РС», по словам Виктора Леонидовича, «чересчур грязное, чересчур макаберное, чересчур, если хотите, смердяковское». Именно этому  «анекдоту», в котором фигурирует еврейский мальчик,  стоящий перед расстрелом на краю Бабьего Яра,  я и адресовал бы эти слова. Пусть читатели сами поспорят, что безнравственнее: подобные анекдоты или описания пыток в «Русском садизме»? И оценят цели этих несоизмеримых текстов. 

Вот и главный ответ на все предъявленные «РС» обвинения: для того он и писался, чтобы таким скверным анекдотам не было места в нашей жизни…


Владимир Лидский