ПЕСНИ ЗЭКА
(Из романа «Русский садизм»)
***
Я Москву сменил на Инту,
Мне в Инте даже чёрт не брат…
Я в Мукерке пахал в поту,
Продираясь сквозь лай и мат.
Добывал я руду стране,
Корчевал по болотам пни.
Новый срок намотали мне –
Много дней – бесконечны дни…
За колючку я не пойду,
За колючкой – закон-тайга.
Там рыдает мне на беду
Безутешной вдовой пурга.
В Воркуте я кайлом долбил
Неподкупную мерзлоту.
Здесь я душу свою убил,
Проклинаю ту Воркуту…
Был бы я на дуде игрец –
Много песен знает дуда, –
Если б наш дорогой Отец
Не отправил меня сюда.
Вертухай жалел для меня
Небольшой кусочек свинца,
Доходил я, себя виня,
Но вовсю вознося Отца.
Как наивен я был в те дни!
Годы шли сплошной чередой,
Доконали меня они –
Мне в Москве не гулять с дудой.
Дудка-дудочка, ты тростник,
Ты – кустарник, ветка, трава.
Ты – навеки, а я – на миг
В этом мире, где смерть права.
В каждом споре она права,
В каждом взгляде – её лицо…
И разят могилой слова,
Пробормотанные Отцом…
***
Всем героям
Награды,
И память,
И славу,
И парады
Готовит
Хмельная
Держава.
Ну, а нас,
Ненавистных
Изгнанников
Рая,
Ей приятней
Сгноить
В лагерях,
Презирая…
***
Псы облаяли нас свысока,
Кто-то в снег обречённо свалился,
И конвой ему вслед матерился,
И брели безучастно зэка.
Вот деревья стоят в серебре,
И морозная дымка клокочет.
И никто здесь о зле и добре
Рассуждать почему-то не хочет.
Что есть Истина – знает ЦеКа,
И нужны ль помышленья о Боге,
Коль у всех обречённых зэка
Обморожены руки и ноги?
Мы гниём на этапе, пока
Наша родина счастье пророчит,
Но об этом в предвестии ночи
Не узнает никто из зэка.
Я кайлом пробивал себе путь
И долбил мерзлоту – не за славу,
Не за пайку, но лишь за державу,
Погружённую в гнойную муть…
На морозе застыла щека,
Пальцы скрючены бешеным хладом.
Здесь прошли по этапу зэка
Под конвойным прицелом и матом.
***
Над заснеженными льдами
Раздаётся злобный вой,
То измученный трудами
Погоняет нас конвой.
Как бараны мы покорны,
Трёхлинейка нам – гроза,
И звучат во тьме задорно
Вертухаев голоса.
Снег, снег, снег…
Бег, бег, бег?..
Мне в бега –
Не уйти.
Тут тайга –
На пути.
А уйти, –
Если сметь, –
Не дойти –
Помереть.
За Печорою-рекою
Есть прекрасная страна,
Замороженной щекою
Чую – шлёт тепло она.
Мы в предзоннике топочем,
Долго длится вечный шмон.
Сквозь густую темень ночи
Слышу колокола звон.
Звон, звон, звон…
Стон, стон, стон?..
Кто стонал –
Весь народ.
Горе знал –
Корчил рот.
Я загнулся
От мук,
И замкнулся
Круг рук.
Со скрещёнными руками
Я лежу средь мерзлоты,
Вознесён ли над веками
В вечном хладе пустоты?
Не нужны мне ни богатства,
Ни прощение ЦеКа.
Мир расколот на два царства –
Вертухаев и зэка.
Зэк, зэк, зэк –
Человек?..
***
Этот злобный конвоир
Ежедневно, ежечасно,
Проклиная дикий мир,
Костерит нас понапрасну.
Как лютует вертухай –
Хуже лютого мороза:
Истеричный, мерзкий хай
Не навеет сладкой грёзы.
Как, сердешный, он блажит –
Самого себя не жалко.
То вперёд он забежит,
То огреет зэка палкой,
То прикладом в спину даст,
То пинком под зад одарит,
То в разинутую пасть
Кулаком вдруг как ударит!
Тут царит его закон –
Гнус, лопата и траншея, –
Нет, не носит, видно, он
Православный крест на шее.
Но сгорит ли он в аду?
Иль его грехи забудет,
Коли он молиться будет,
Милосердный Бог в бреду?..
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
ЭПИТАФИЯ БЕЗ НАДГРОБИЯ
Я свято верил в истины догмат,
Но идол мой был истиною мнимой,
И, посетив лубянский каземат,
Где гнил мой дед, без следствия судимый,
Я понял много. Раньше был барьер,
А позже – стенка, тёмная от крови.
(Кому по сердцу варварский пример,
Тому не будут виды эти внове).
Мой дед любил словцо «патриотизм»,
И патриотом стал я от рожденья.
Пусть торжествует в строчках реализм,
Разоблачая блефа наважденье!
Он был расстрелян много лет назад,
А панихида справлена сегодня.
Глядит с холста оправданный колодник –
Не отводите в сторону глаза.