Владимир Лидский

ЁКСЕЛЬ-МОКСЕЛЬ

Драматическая комедия в одном действии

Монопьеса

 

Погода в тот день была хреновая. А с другой стороны глянуть — так и хорошо! В кафе тепло, светло, она угреется… посидим, думаю, часок-другой, а потом выходим — дождь, снег, холодно, а у неё туфельки… и чулочки… не будет же она на первое свидание  панталоны с начёсом надевать… я этих баб как облупленных знаю — попу заморозит, а какие-нибудь рейтузы даже и под брюки ни за какие коврижки не натянет… вдруг раздеваться перед мужиком придётся? И мы оба знаем, што так именно и будет. А почему? А потому, ёксель-моксель, што нам не по восемнадцать лет, мы эту жизнь видали-перевидали… вот тебе тоже, я вижу, за полтинник, сам скажи — чё баба в этом возрасте должна хотеть? Она ищет брутального самца,  и ей нужен свободный — раз! Активный — два! Богатый — три! Теперь смотри… тока налей сначала… лей, лей, не жалей, мы потом ещё возьмём… вот смотри: богатый — это ба-а-альшая редкость… согласись! Активный… ну-у-у… сам подумай — это ж, можно сказать, жизненный закат… вот мне уже, к примеру, пятьдесят четыре, ну какой с меня уже, простихоспади, любовник? Могу ещё, конечно, маленько пошалить, ежели меня раззадорить… но подвигов уже не совершаю… Сдулся… Где мой чёрный пистолет? На Большом Каретном! Ну, и последнее — свободный! Есть среди нашего брата свободные? Нету! Все пристроены! Как обженились сто лет назад, так и тянут лямку по сей день. А которые на сайтах разных тусуются, это уж совсем отбросы общества. Бичи непристроенные. Мамок себе ищут… хотят штобы бабы за ними ходили, да жратву им в клюве приносили… Нету нормальных мужиков свободных… Вот тока я такой… и заметь — может, я один на тыщу… Ну, давай! За нас! Штобы мы здоровы были! Нас мало, нас беречь надо! А бабёнка… така справная бабёнка! Така гангрена заводная! Симпатишная… хотя в летах уже… полтешок, я думаю, с ха-а-арошим хвостиком… знойная такая женщина, мечта поэта… тут — много! тут — ещё больше! Вот такие аргументы! Ё-ёксель-моксель! Такой лакомый кусочек! Глаза, правда, грустные… глянул я в её глаза и всё мне стало ясно… давно без мужика… хочется ей на старости лет кого-нибудь понянчить, на свои аргументы знатные как-нить умостить да и потетёшкать…… где дети её, где внуки? Не знаю! Первое свидание! Мы с ней сначала на сайте знакомств письма друг другу посылали, а потом я ей свидание назначил… вот здесь… глянь вперёд, во-о-он за тем столиком сидели… да не за тем, куда глядишь! Там где мо́лодец с молоди́цей шампаньку дегустируют… у самого окошка… я ей говорю такой: приятно, мол, вас в натуре увидать! Она очень испугалась, думала я зэк какой… это ж блатные обычно говорят: в натуре! А я говорю: в смысле живьём, в натуральном виде… а она такая радая, — видит, што я приличный человек… я тебе говорил, нет?  — я же генерал! По мне сразу видно, што я не штырь какой-нибудь гражданский. Это щас я в пиджачонке, а тогда мундир надел, все ордена свои, медали, ну, штобы сразу уж сразить…она увидела, глазки так и загорелись! И я уж заранее секу: мы тут посидим маленько, а потом выйдем на холодную улицу, и она в своих чулочках тоненьких как раз замёрзнет… я её повожу ещё по улицам, штоб совсем окоченела, чё-нить рассказывать увлекательное буду — за жизнь, за сражения… расскажу какой я секретный генерал, как я ракету изобрёл… да мало ли чего можно рассказать, у меня ж такая судьба необычайная! Буду водить её, водить… пока она не заледенеет… знаешь, как определить, што баба уже заледенела? Подводишь её к фонарю, если дело вечером, и смотришь: нос синий? Синий! Хлюпает? Ещё как хлюпает! Значит, дело сделано! Можно приступать к осаде! И я ей раз такой: может, мы уже к тебе пойдём? Чай, водка, потанцуем? Чай-то есть у тебя, я полагаю? Давайте уже греться! И всё! И она как миленькая ведёт меня к себе, в тёплую уютную нору… ну, а там уж как пойдёт… и всегда всё обычно получалось! В этот раз? Ну… и в этот раз в общем получилось… да ты слушай, не перебивай! Чё ты поперёк батьки в пекло лезешь? Я тебе щас по порядку расскажу… Вот повстречались мы в кафе, заказали кой-чё по мелочи… а я всё боялся, — вдруг она осетрины какой-нибудь закажет? У меня денег-то в обрез, пенсия же генеральская на книжку мне идёт, а я и не снимаю, недосуг всё как-то… зарплату нам в тот месяц задержали, потому што финансирование у нас прямо из правительства, а там кризис, ты же знаешь! В общем, маловато деньжонок прихватил, да она, слава богу, не стала шиковать… Ну, сидим, ковыряемся вилками в салате… и я ей говорю такой: Вера, мол, интересуюсь вас спросить: вы кто по профессии-то будете? А она и отвечает: я, дескать, косметолог, у меня и салон свой на Проспекте Коммунаров! Я ваще в осадок выпал! Не какая-нить там домохозяйка, а истинная… как её? —  бизнесвумен! У меня там, говорит, штат — тридцать человек. Ко мне запись — за месяц! У меня там так-и-ие процедуры! Пилинг, шпилинг! Это, наверное, когда пришпиливают чё-то, я не очень разбираюсь… Ещё, говорит, есть какой-то там… как его…  микронидлинг, што ли? Есть такой? Не знаю… Она говорила, вроде есть… Так, так, так… ещё там чё-то было… щас вспомню, вспомню… А, вспомнил! Лифтинг! Две штуки стоит! Не, ну прикинь! Две тысячи какой-то лифтинг! Я думаю, это чё-то с лифчиком… может, добавляют чё-нить в лифчик… штобы, сам понимаешь, бюст стоял! Ни хрена себе, сказал я себе! А хочешь, говорит, я тебя без очереди запишу? К нам мужики ведь тоже ходят. Раза два-три придёшь, будешь как лейтенантик молодой! Младший лейтенант, мальчик молодой, все хотят потанцевать с та-а-бо-ой… а мне-то нафига? я и так красавец писаный! хорошо, што не описанный… а мне же интересно, я давай расспрашивать: а как? а чё? Она говорит: ну, как у всех, я же, говорит, вузовский преподаватель, в девяностые осталась без работы, сокращение, слыхал, небось? А так я литературу читала в нашем педе… я раз такой: думал, она чё-то неприличное сказала, а потом выяснилось, — это она педагогический институт в виду имела. Пушкина, говорит, обожаю и душу за него отдам! Ну, тут я с ней согласен! Грустно, няня! И чё-то там про кружку… это я как раз неплохо помню…  Наше всё! Верунчик мне ещё больше после этого понравилась! Я её про себя стал так пока што называть. А потом говорит, —  Верунчик-то: помнишь лихие девяностые?  нашу сестру тогда ой как сокращали… как погнали меня из института, я челночить подписалась, — в Китай ездила, красивый ширпотреб возила… годика через два так поднялась…  магазинчик свой открыла… деньги, не поверишь, мол, рекой текли! Через пять лет — Верунчик говорит — у меня уже сеть магазинов по всему городу! Ё-ё-ёксель-моксель! Круть какая! А недавно она магазины продала, спрос чё-то, говорит, упал… и открыла вот этот самый косметический салон… а дети, говорит, у меня давно уж заграницей — дочка в Зеландии, не помню тока —  в Старой, в Новой? сын — в Мексике, он там самый главный по мексиканским пирамидам, его весь мир слушает и даже в рот ему глядит, потому как он такой великий, што даже какие-то там письмена расшифровал, которые двести лет никто не мог расшифровать… а дочка в  Зеландии замужем за миллиардером из журнала «Форбс»… и смотрит на меня такая, думает я ей поверю! хотя… чёрт её знает… у неё на шее вот такущие брильянты! а в ушах вот такущие сапфиры… ну, с кулак! Дочка, наверное, из Зеландии прислала… да она и сама, я думаю… Правда, где у нас такие купишь?  Упакована, короче, бабёнка как надо быть — у меня, говорит, квартира пятикомнатная в центре, заметьте, говорит, в очень тихом центре, там и машины, мол, не ходят, а дача — на Канарах… ты знаешь, где Канары? Мы с Тамарой ходим парой и стремимся на Канары! А автомобиль у меня, говорит Верунчик, — этого года выпуска новый «Мерседес»! Прикинь! Раньше у неё оказывается, персональный был водитель… вот такой мужик… вот с такими бицепсами…  а похож знаешь на кого? На Бандераса! Но он недолго её возил, она его уволила… у него семья была, — хорошенькая такая, говорит, жена и два маленьких сыночка… Верунчик, в общем, семью рушить не хотела, а то этот Бандерас вечно лез к ней, всё домагивался, домагивался, — думал, она ему позволит… А она вот ему! Взяла да и уволила. Жалостливая потому што. Деток пожалела. А муж-то где, спрашиваю я, где муж, Верунчик? Нету, отвечает. Прогнала. Не соответствовал. Пил, гулял, ругался матом. Ка-а-кая решительная баба! Ха-а-рошая бабенция! Вот, я думаю, свезло же мне! Прогуляю щас её, подморожу хорошенько, а потом раз такой: давай, мол, к тебе на чашку чая! Погреемся в тепле! И всё! А куда она денется с подводной лодки? Это ж предложение, от которого невозможно отказаться! Вот глянь на меня! Ой, нет, не гляди! Давай-ка накатим лучше снова! А то у тебя оптика будет искаженная… у тебя скока щас в очках? Минус с-е-емь? А ты меня видишь? Давай мы тебе линзы спиртиком протрём! Между прочим, все очкарики в один голос говорят: после первого мерзавчика обычно очень плохо видно! А после второго — уже лучше. А если пару пузырей раздавить, так зрение и ваще восстанавливается, словно ты щас тока народился! Ну, давай! За успехов, за корней! Пусть мы будем здоровы! И вот мы с ней, кстати, тоже накатили… потому што сидим, без толку тока в салате ковыряемся, я тогда ей и говорю: а может, мы подогреемся малехо? Принесли нам коньяку, и тут я вспомнил: ё-ё-ёксель-моксель! У меня же денег мало! А потом и порешил: да уж ладно, обойдётся как-нибудь! Она сидит чё-то грустная такая… надо бы её повеселить, думаю, а то ведь сорвётся с крючка, лови её потом… раз она Пушкина очень обожает, — это мне в голову пришло, — значитца, надо её стишатами обрадовать. Я ваще-то в поэзии не очень, у меня ж другая совсем специализация, но кое-чё из Пушкина я всё-таки ещё со школы вспомнил… поскольку я военный… вот я так прямо ей и говорю: поскольку, дескать, я военный, помню у Пушкина такие замечательные строки: скажи-ка, дядя, ведь недаром, Москва спалённая пожаром, французу отдана? Она та-а-ак удивилась… а у меня образование всё же таки высшее, я много ещё помню по институтской-то программе… вот тоже из Пушкина: ты жива ещё, моя старушка, жив и я, привет тебе, привет! Это про бойца стихотворение, — пишет с фронта, што, слава богу, всё нормально, типа, жив пока, несмотря на тяжёлые бои и большие потери батальона… тут она ещё больше удивилась, — родственные, типа, души: она Пушкина любит, и я люблю, мне вот и примечталось даже сразу: сидим мы с ней ночью на кровати и, вместо того, штобы делом заниматься, Пушкина друг другу читаем… это же как здорово! Духовный контакт! А духовный контакт это тебе не телесный… тем более, што я и всё равно-то не больно уж могу! Возраст, брат! Сам знаешь, дела как у того арбуза: живот растёт, а кончик усыхает… Или вот ещё, тоже на сельхозтему: тока не сжата полоска одна, горькую думу наводит она… Это про крестьян, про горькую долю крестьянина в колхозе… Пушкин ваще крестьян очень даже любил… ярмо он барщины старинной оброком лёгким заменил, —  Белинский вот про него сказал… и Бог его благословил… Пушкина, конечно, благословил, не Белинского… а Белинский, кстати, так-о-ой был реакционер… Пушкин ему говорит: товарищ, верь, взойдёт она, звезда пленительного счастья… хорошее, кстати, было кино, — ты смотрела, Верунчик? А Белинский ему: ни хрена, дескать, не взойдёт… мы же в туннеле, под землёй, копаем подземный ход в светлое будущее развитого социализма… откуда здесь звёзды, тут даже света в конце этого долбанного туннеля нету! Словом, так мы с ней на почве Пушкина нашего Александра Сергеича сошлись, што и не надо лучше… она моя! воскликнул я с восторгом, —  и пусть судьба не лезет ко мне с моргом! Ну, это уж я сам в подражание  Пушкину сочинил… вишь ты, я ведь тоже поэзии не чужд! Сидим мы, сидим, я смотрю — кафе чё-то совсем как-то опустело, пора, наверное, уже и на улицу её… штобы подзамёрзла и далее — по плану… и вдруг — опа! про деньги снова вспомнил! Не хватит денег-то! Мы ж по коньяку с ней душевно так ударили!  Кстати, налей-ка мне ещё… и себя не забывай! А то социальная какая-то несправедливость получается! Вот ты кто? Пролетарий? И я пролетарий! От слова «пролетать»… Ну, я-то уже давно не пролетаю, как фанера над Парижем…. потому што я — кто? Сам ты конь в пальто! Я — военный! Аристократ элитных войск! Я ракетчик! Я секретную ракету изобрёл! Мне за неё Государственную премию вручили! Налил? За премию! За наши доблестные ракетные войска! И вот я думаю… денюжков-то нет! Официант, говорю, счёт! И пока он там телепался возле бара, я раз так технично, — типа, в туалет! Возвращаюсь, а она уже и расплатилась! А, говорю, ты, Верунчик, уже, што ли, расплатилась? Это ничего, я тебе щас отдам… пойдём скорей на улицу… Вот стою я у стола и как-то меня уже штормит… как-то я гуляю уже вокруг своей оси… медальки позвякивают, словно колокольчики… дин-дин-дин… средь белеющих равнин… эх, Пушкин, брат! Мы ж с тобой были на дружеской ноге! Чё меня штормит? Я ведь не адмирал, а генерал! Верунчик! Подруга дней моих суровых! Веди меня скорей вперёд! Ты же мой верный  поводырь! Пускай погибну безвозвратно навек, друзья, навек, друзья, но всё ж покамест аккуратно пить буду я, пить буду я… А официант, сволочь, говорит: ты, братец, и так хорошо уже напился! А я ему: не брат ты мне! Пушкин — брат! А ты — не брат! Знаешь ты кто? Свинья в манто! Не засти мне солнце! Я природный генерал и скоро генералиссимусом стану! Верунчик! Выведи меня на свет! Нету мне места среди этой власти тьмы! Официант подал шинель, Верунчик взяла меня под руку и осторожненько вывела на улицу… а там пурга, метель… да морозец поприжал…И я ей говорю такой: а мы всё равно будем гулять! Жизненные трудности нас ещё больше закаляют! Я ваще бурю люблю! Я когда адмиралом был, знаешь скока раз мои корабли в бурю попадали? Меня же один раз временно из генералов в адмиралы перевели… правительство решило… штобы на флоте порядок навести… а она и говорит: такого не бывает! Как это не бывает? Меня ж перевели. А откуда я морские термины знаю? Ёксель поднять, моксель опустить! Стаксель убрать! Я на флоте ого-го! В кругосветные плавания ходил! На Островах Слоновьего Бивня в государственном перевороте участвовал! Потому што там власть чёрные полковники забрали… то есть, я хотел сказать — афроамериканцы… а то как-то некрасиво получается… нетолерантно, неполиткорректно… а они же все сплошь там каннибалы! Такая власть невозможна в современном цивилизованном пространстве. Вот наше правительство меня туда и послало с поручением. Разберись, мол, с дружественным народом… люди-то хорошие там, душевные, а вот руководство чё-то подкачало… руководство даже в официальных заявлениях не стесняется писать: люди — на блюде! мы им, понимаешь, сгущёнку посылаем, а они нам раз! — санкции! Не будем, мол, вашу сгущёнку принимать! У нас своего продовольствия хватает — наших людей есть не переесть! Хорошее, дескать, воспроизводство населения. Вот и послали меня их урезонить, а то чё-то совсем от рук отбились… Впрочем, это неинтересно… лучше я расскажу, как в чеченской кампании участвовал… я тогда ещё простым полковником служил… и вот я один раз солдат в атаку по́днял… кругом танки, пушки, солдаты падают убитые! А я иду такой вперёд: ура! За Родину, за Ленина! За наши кудрявые берёзки! За наши родимые поля! За картинки в твоём букваре! За песни, што пела нам мать! Вперёд! За старую отцовскую будёновку… помнишь, которую ещё где-то в шкафу мы нашли! Всех, короче, победили! А потом меня сразу — раз! и на афганскую! Знаешь, скока я войн прошёл? Как это сначала афганская, а потом чеченская? Я ей про свои подвиги рассказываю, а она спорить вдруг надумала! Зачем ты споришь? Ты што, лучше меня знаешь? Ты, што ли, в армии служила? А вот у меня для тебя сюрприз есть! Тебе понравится! Смотри, два параграфа — параграф первый: мужик всегда прав! Параграф второй: если мужик не прав, смотри предыдущий параграф! Впрочем, да, на сей раз ты правильно сказала: сначала была афганская, а потом уж и чеченская… так я знаешь, скока воевал, конечно, мог перепутать… к тому же я контуженный, у меня мозг сдвинут с правильной оси… Знаешь, почему? Потому што я мир спас! От ядерной войны! Не веришь? И она не верила! Ты тоже не веришь? Ну-ка, наливай! Э-э! Да ты уже вылакал пузырь! Официант! К чёрту, впрочем, официанта… Слушай, я тебе щас такое расскажу… тока имей ввиду: это —  государственная тайна… я второй раз всего рассказываю… первый раз Верунчику рассказывал… вот я ей и говорю: сидим мы в окопах, ждём сигнала к наступлению… а я жду приказа Верховного Главнокомандующего… я же тогда уже генералом работал… и вот приходит приказ: вперёд! Все рванули и я, само собой, рванул, потому што генерал должен впереди всегда нестись… как Чапаев на коне! Ну, коня, правда, не было… мы пешком бежали… и вот снова пули, танки, бронетранспортёры! Всё кругом горит, ребята мои гибнут… но несутся вперёд, прямо на врага! Ворвались в окопы противника! Сражаемся! Дерёмся! В штыковую пошли! Врукопашную! И уже почти што побеждаем! Вдруг какой-то гул! День померк! Она, представляешь, схватилась вот так за голову, Верунчик-то! Ей страшно! Это понятно! Правильно! Баба должна же за мужика переживать! Так вот: гул! Тьма! Чё-то гудит, приближается… мы смотрим такие — прямо к нам какая-то херня летит!! Мы та-а-ак испугались! Ну, это потом тока я узнал, што это атомная бомба там была! Ты чё, не веришь? И она тоже, смотрю, как-то с недоверием глядит… А бомба — к-а-а-к … шмякнет… не мог я при ней неприличное слово такое сказать… а оно ж не выражает всей степени опасности… там другое слово нужно было сказать… крепкое такое словцо, которое всё сразу объясняет… в общем, к-а-а-к шмякнет со всей дури! Атомная бомба!! Под ноги мне! Всё, думаю, шандец! Накрылся медным тазом! Но помирать-то неохота! Сорвал я с себя телогрейку генеральскую и давай бомбу тушить… прямо на неё такой набросился с телогрейкой-то в руках! И чё ты думаешь? Я у неё тоже спрашиваю: чё ты думаешь? Потушил! Не дал даже взорваться! Ребят своих спас! Мир спас! Потому што, если чё, сразу другие бы ввязались! Другие страны я хочу сказать… И всё! Со всех сторон сразу бомбы как посыпались бы! Атомные! Прикинь, чё с миром бы стало! А так я предотвратил! Мне потом Героя Советского Союза дали! Не помню, был тогда ещё Союз или уже не было? В общем, дали всё равно… потом ещё орден Победы, знаешь с брильянтами такой? Даже два! Сперва один дали, а потом второй! Потому што решили — мало мне одного за такой подвиг… Потом в Америку меня свезли, потом в Ватикан, потом ваще везде возили… по Европе там, по Азии… кстати! в Зеландию возили, я щас вспомнил! Наверное я там, Верунчик, — говорю я ей, — дочку твою видел! Точно! И мужа её, миллионера… в посольстве это было… на торжественном приёме в честь меня. Слу-у-шай… а Папа-то в Ватикане такой прикольный! А как у вас, батенька, говорит, с интимными способностями щас? После атомной-то бомбы? А я ему такой: Папа! Познакомь-ка меня с мамой! И мы как давай с ним хохотать! Ну, и старикашка! Приколист! Я его хлоп так по плечу! ну чё, дескать, брат Папа? Трудно тебе, небось, в Ватикане-то живётся? Он очень расстроился от моего вопроса… запарили, говорит, эти кардиналы, чёрт бы их, простихоспади, побрал! Ну, мы с ним там тоже накатили… пошли в рюмочную, забылись маленько… Да… как же меня везде встречали… почти как Юрия Гагарина… круче даже… женщины во всех странах себя предлагали… представляешь? А Верунчик тоже к этому скептически как-то отнеслась… ты, говорит, такой популярный, мне даже неудобно… а женщины… да! скока было женщин! Белые, жёлтые, афроамериканские… мула-а-атки какие были… мулатки-шоколадки… а я ж как заяц! как ласковый мерзавец! всех, всех удовлетворил! Нет, здесь какое-то другое слово нужно! Я и Верунчику тоже говорю: всех… это… любил! Изо всех сил любил… как Родину почти, больше даже…  Вот! Потому што человеческую породу надо улучшать! Я же благородный! Честный! Умный! От меня ваще новое племя должно на планете народиться… которое справедливое… которое во́йны не будет начинать… вот я же всех люблю… и тебя люблю… и Верунчика люблю… и все тоже будут любить друг друга… ссориться не будут, обижать друг друга перестанут… а зачем? Еду на всех поделим, деньги — тоже на всех! Климат везде хороший сделаем… штобы пальмы… и море тёплое…как в бассейне… тока без хлорки… фрукты штобы всем… и бухалово ещё…Я хочу штобы всем было хорошо! Штобы семья у всех… дети… да! и квартиры! Квартиры же всем надо дать хорошие! А то как мы иной раз живём! как мы живём… эх! Где щастье? Где любовь? Вот смотрю я на Верунчика и думаю: вот же человек! Всё смогла, всё сумела! Всё преодолела! Место в жизни нашла, детей вырастила… Молодец! Не то што я… я ведь даже до генералиссимуса не дослужился… так и остался обыкновенным генералом… правда, я ракету специальную изобрёл для наших ракетных войск… это такая межконтинентальная ракета, которая всех может победить… мне за неё Государственную премию дали… и героя Соцтруда… дважды… Давай выпьем за это! Знаешь, скока мне денег отваляли? Я вот Верунчику тоже говорю: знаешь, скока мне денег отваляли? А она такая: скока? Я, говорю, целый остров в Средиземном море могу приобрести! Вот так вот! Есть в Средиземном море острова? Я самолёт могу купить! Или поезд! Слушай, а на хрена мне поезд? Вот и тогда я тоже так подумал: на хрена мне поезд? Взял да и подарил все бабки детям! На детские дома! А то скока у нас сирот в стране! Мне ж не жалко! Пускай детям щастье будет! Пускай им морожено каждый день покупают… и конфеты… А потом мне ещё одну Государственную премию отваляли, я там снова чё-то такое изобрёл, не помню даже чё… так я всем детям страны путёвки в Артек купил… там такое было! все дети как поехали… шум, гам, столпотворение… пришлось Артек расширять… новые корпуса построили, за мой счёт, конешное дело… небоскрёбы всякие, казино, рестораны… как там жизнь забурлила! Я всех детей щастливыми сделал! Я Верунчику так и говорю: знаешь, как я детей люблю! Может, мы с тобой это… как его… ну, детьми, што ли, займёмся? К тебе уже пойдём? А то я гляжу, ты совсем чё-то как ледышка… совсем уже замёрзла, бедняжечка моя? Взял её ручки, а они холодные-холодные… такие ручки, у меня аж сердце от жалости зашлось… Думаю, погреть её уже пора… слышь, Верунчик, говорю ей, давай я тебя уже погрею… к тебе пойдём, ага? А она мне: знаешь, у меня ремонт щас… в квартирке-то… правда, в особняк загородный можно съездить… но, ты знаешь, это она мне говорит, далековато туда на ночь глядя, да и в машине этот… как его… ёксель-моксель какой-то там в последнее время барахлит… надо бы в автосервис машинку, тока у меня такая модель навороченная, хрен кто починит… ну, это не она, конечно, сказала, она и слов таких не знает, это я по-солдатски эдак, спряма… в общем, ко мне, говорит, щас никак нельзя, давай, дескать, лучше к тебе! А мне куда её? Знаешь, какая у меня берложка холостяцкая? Меня туда специально поселили, штобы не светить… потому што я специалист по ракетам и обладаю разными секретами… мне государство ваще так-и-и-ие секреты доверило! Вот я втайне и живу в своей берложке, потому што вражеские агенты же не дремлют… меня уже скока раз хотели выкрасть! А вот и хренушки! Знаешь, как я конспирацию умею соблюдать… Правда, один раз всё-таки выкрали меня… ой, неприятно даже вспоминать! Стою я с ребятами в подворотне, объясняю им устройство ракеты специальной… пузырь такой взяли из-под бормотухи… ну, сначала-то он, правда, полный был… ну, мы от содержимого это… избавились как бы… штобы легче было наглядно объяснить… вот я ребятам и объясняю… а ребята академики оба, на раз всё просекают… объясняю, короче… здесь сопло, отсюда топливо идёт, а внизу — детонатор и жидкокристаллическая смесь, — кристаллы взрываются и начинают течь в двигатель внешнего сгорания… тут сзади, из-за подворотни,  подкрадывается ко мне тень… а мы не замечаем… научный спор и всё такое… дискуссия… это… аргументация… кванты, кварки и эти… как их… мультиварки… подкрадывается и к-а-а-к даст мне по башке! И в ковёр меня… и в машину… и в загородную резиденцию первого секретаря посольства НАТО… конечно есть! конечно есть у НАТО посольство… а как же без посольства? Тока там не послы, а шпионы! Я Верунчику так и говорю: да, мол, Верунчик, самые настоящие шпионы… знаешь, чё они там со мной делали? я тебе даже стесняюсь рассказать… у них же в секретной школе резидентов специально обучают разным пыткам, штобы государственные тайны  у людей выведывать… а у меня подписка о неразглашении! Чё они там со мной творили! Кушать не давали, пить не давали, оскорбляли мою родную партию… а ведь я тогда был членом КПСС! Знаешь, как мне это всё обидно было! Щекотали! Это, я тебе скажу, так-а-а-ая пытка! А самое ужасное — женщин передо мной водили! Голых! Да! Вот это пытка! Я такого откровенного цинизма никогда больше не встречал! На такое тока буржуазные выродки способны! Я сначала повеситься хотел, а потом думаю: ну, уж нет! Нашего брата не возьмёшь! Голодовку объявил! В знак протеста! Против женщин! То есть, не против женщин, конечно, а тока против тех, которые пытали меня своим внешним голым видом… которые смотреть заставляли, а трогать не давали… В общем, я оттуда убежал потом, до того там плохо было! Исхудавший, измученный, весь в душевных ранах… как я страдал, как страдал! Слушай, у меня при этих воспоминаниях такая жажда начинается… духовная… просто хоть волком вой! Давай скорей накатим! А Верунчик меня тоже пожалела… какой же ты, говорит, несчастный… как издевались над тобой, изверги проклятые… я тебя буду жалеть, давай пойдём к тебе! И мы пошли… приходим такие ко мне в берложку, а у меня там и обстановочка такая, ёксель-моксель, не дай тебе Господь! и в холодильнике мышь последняя повесилась… сели мы с Верунчиком на моём продавленном диване… посидели немножко, подумали каждый о своём… вдруг она как давай плакать… прямо навзрыд! Я ей говорю: ты чё, Верунчик! Не надо плакать! Не плачь! Слезами горю не поможешь! А она мне в ответ: ты знаешь, говорит, Федя… это я — Федя… ты знаешь, говорит, Федя, а ведь я тебя обманула! Нету у меня никакого салона! И квартиры нету! Ничё у меня нету! Салон-то, впрочем, есть, да тока не у меня… я в нём работаю… рядовой мастер маникюра… таких, как я, — тысячи везде! Я обыкновенная! Я простая пожилая тётка… выйди на улицу — там каждая вторая такая! А брильянты на мне — из обыкновенного стекла… бижутерия такая… И дочки у меня никакой нет! И сына никакого нет! Дочка была… да померла пяти лет… даже в школу не успела… слабенькая была, болела часто… а сынок так и вообще не народился… был сынок, да не народился… потому што такой мужик у меня был… такой мужик… я за него замуж сразу после школы вышла, и любила его очень… знаешь, какой он был красавчик… и большие надежды подавал… он же на инженера учился, изобретал всё чё-то, очень успешно… а потом выпивать стал как-то потихоньку, успехи, што ли, отмечал? Ну и втянулся, — та́к стал пить, што до зарплаты нельзя было дотянуть… и меня бил… как дал один раз по очкам, чуть глаз мне стёклами не выбил! А ещё он с друзьями любил дома выпивать. Верка, принеси то, Верка, принеси это! Власть свою показывал. Вот раз ему чё-то не понравилось, он и давай меня прямо при гостях месить… я помню, говорит, чудное мгновенье, передо мной явилась ты! Прям, говорит, как мимолётное виденье, прям как, понимаешь, гений чистой красоты! И как даст мне кулаком по морде! Я упала, а он со всей дури ка-а-ак даст ногой в живот! А я беременная уже была. И всё! И выбил сыночка! И я уж с тех пор больше не могла родить, никогда, никогда… А он помер скоро, сгорел, спился… замёрз на морозе… упал ночью в сугроб да и замёрз… А я потом ещё замужем была… очень хороший муж был… в летах уже человек, добрый, ласковый… любил меня, баловал… жалел… тока детишек больше уже не получалось … семь лет мы с ним  прожили… тоже помер… невезучая я… а живу в общаге, какие уж тут особняки! Я ж из республики, у нас там война была… приехала вот, работаю… комнату в общаге получила… да это нормально… пули над головой не свистят! а денег мне хватает! У меня ж зарплата! Я щас как королева живу. Могу колбасу в магазине купить, могу сыр… цены, правда… ну, так ничего, это временно… а там у нас вообще ничё не было, война же всё-таки… Она сидит, плачет, и так мне её жалко стало… я её по головке погладил… осторожно так… как ребёнка гладят… и у самого даже в носу как-то защипало… не могу… так жалко, так жалко… вот же ты, думаю, птаха малая… как же тебе в жизни-то не свезло… обнял её потихоньку, прижал так к себе и говорю: да ведь и я никакой не генерал… а шинелишку с мундиром мне друган подогнал ради познакомиться с тобой… на один тока денёк… завтра уж и вернуть бы… а ты не плачь, не плачь… пожалуйста… я тебя стану жалеть, ей-богу, буду жалеть… никто больше тебя не обидит… я тебя защищять стану… я тебя любить стану… хочешь, я тебе конфеты куплю? И шампанское! И морожено! Всё тебе! ты тока не плачь, ладно? Тебе со мной хорошо будет, я же тихий… а пить я брошу, ей-богу! честное-благородное слово, брошу! И будем мы с тобой в нашем гнёздышке как две птахи… торшер купим… хочешь? С оранжевым абажуром… красиво будет… у моих родителей такой был… я ещё пацаном книжки под ним читал… я ведь Пушкина тоже обожаю, вместе будем Пушкина с тобой читать… Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты… не уходи больше, ладно? Мы теперь вместе будем, вдвоём… знаешь, как вместе хорошо? Ты тока не плачь… а я тебе щас чайку сготовлю… с сахарком… замёрзла, поди, птаха… ну, да ничего, я тебя отогрею… я тебя отогрею… и может, будет уже нам с тобой наконец щастье?..