Владимир Лидский
МУТАНТЫ
Драма
в двух действиях
Действующие лица:
Люфтваффе, лидер гопников-националистов, 16 лет
Борман, 15 лет
Геринг, 15 лет
Нурлан, гастарбайтер из Киргизии, 18 лет
Отец Нурлана, 46 лет
Мать Нурлана, 46 лет
Чолпон, сестра Нурлана, 13 лет
Вербовщик
Елена, тележурналистка, 25 лет
Первый эксперт
Второй эксперт
Фикрат, 22 года
Вагиф, 18 лет
Женщина
Полицейский Ваня
Полицейский Петя
Дежурный
Первый мигрант
Второй мигрант
Сёма Костолом, лидер уличных антифашистов, 15 лет
Рашпиль, 15 лет
Дихлофос, 14 лет
Хор убийц
Хор мародёров
Хор крыс-мутантов
Хор ментов-полицейских
Махмуд
Грузчики
Погромщики
Мигранты
Картина первая.
Действие происходит в наше время в Москве, в одном из отдалённых районов города, возможно, где-то возле МКАД. Обычная московская окраина — облезлые старые дома, супермаркеты и грязные рынки, оптовые базы, чадящие трубы промышленных предприятий. С наступлением темноты обыватели стараются не выходить на улицу, мало ли на что можно нарваться. Не Гарлем, конечно, но всё-таки достаточно маргинальный район. Днём, в принципе, нормальный, однако заехавшему сюда из центра москвичу сразу бросается в глаза наличие какого-то иноземного хаоса, усугубляющегося наличием большого количества лиц неславянской внешности.
Вечер. Автобусная остановка. Возле остановки сидят на корточках трое бритоголовых, одетых в фальшивые спортивные костюмы молодых людей. На головах у всех кепки-восьмиклинки или «таблетки». Обуты в кроссовки. Пьют пиво, лениво перебрасываясь репликами. Грызут семечки.
ЛЮФТВАФФЕ (лениво). Нехилые семки… И пивасик реальный…
БОРМАН. Аха… (протягивает пластиковый стаканчик)… насыпь пивасика…
ГЕРИНГ (тоже протягивает). И мне…
ЛЮФТВАФФЕ. Чё, борзота? Чё мечете? Куда бежите?
БОРМАН (Герингу). Семки дай!
ГЕРИНГ. Всем давать — развалится кровать!
БОРМАН. Хорош залупаться. Зубы лишние?
ЛЮФТВАФФЕ (мечтательно). Вчера в подвале был – у-у-у-у! Музон херачит, всё трясётся… Прикинь, тёлки ваще в угаре… дойки повываливали… Реально-конкретно… А одна там… чикса… ё-ё-птыть! Я бы её о-о-о-о… вдул бы ей! Слышь! А потом в натуре… подъезжаю так, ну чё, грю, потусим? Хошь, грю, улететь? Она такая: вы чё хотели, мущина? Я ей грю: ты с какого раёна? Она такая: а ты не кнокаешь? Я грю: чёй-то фейс твой незнаком мне… Аха… Уболтал её, короче… Завёл в кабинку… в два нуля… и…
На заднике сцены появляется большая зловещая тень, отбрасываемая маленьким тщедушным человечком. Люфтваффе, сидящий на корточках сбоку от остановки, замечает прохожего, трогает пальцем правой руки свою шею, а потом указывает на человечка, издавая при этом блеющие звуки.
ЛЮФТВАФФЕ. Слышь, мужык! Канай сюда!
Парень убыстряет шаг. Бритоголовые проворно выскакивают из-за остановки и преграждают ему дорогу.
ЛЮФТВАФФЕ. Ты чё, припух? Отморозился? Я с кем базарю? Ты куда дёрнул? (Протягивает руку). Ну чё, в натуре? Давай пять!
Парень неуверенно протягивает руку.
ГЕРИНГ. Закурить не найдётся?
БОРМАН. Спорим, у него не найдётся?
ГЕРИНГ. А если найдётся?
БОРМАН. Тогда не будем спорить. Но у него не найдётся. Такая дохлятина не курит.
ЛЮФТВАФФЕ (нетерпеливо). Ну чё? Дай закурить!
НУРЛАН. Да я не курю, ребята… Честное слово…
ЛЮФТВАФФЕ. Ну, скажи ещё — «честное пионерское»! Слышь, лошок, чё такое целофановый пакет? Ответь мне: чё такое целофановый пакет?
НУРЛАН (в замешательстве). Как понять?
ЛЮФТВАФФЕ (блеет). Б-э-э-э… как понять… Конь педальный… это пакет из целофана! Чё, не въехал? Те со мной базарить западло? Я ж к те по-пацански подъехал, мы ж с тобой поручкались, клешнями потрясли! Чё ты мне понты тут строишь? Чотких пацанов не уважаешь?
Встряхивает его. У Нурлана падает капюшон.
ЛЮФТВАФФЕ. Эй… ты это! Чурка! Мавр!
БОРМАН. На ловца и зверь бежит.
ЛЮФТВАФФЕ. Да? Да, чурка? На ловца и зверь бежит? Ты чё, зверь? У-у, зверина… ты ж не человек… ты ж зверина…
БОРМАН. Погодь, Люфта… Давай узнаем, кто он… Он же, наверное, наш, советский человек… ты чё, убить его хочешь?
ЛЮФТВАФФЕ. Не… тока покалечить… бошку ему пробить хочу… пусть с пробитой ходит… реально-конкретно…
БОРМАН. Погодь… ты чё резкий такой? Чё он те сделал? Он тя трогал? Чё ты к нему прицепился? Давай узнаем вначале, кто он такой? А то вдруг он сын китайского посла?
ЛЮФТВАФФЕ. И чё? Сына китайского посла нельзя, что ли, притемнить? Даже приятно будет… прикинь, как китайское посольство раздухарится…
БОРМАН. В натуре, узнаем…
ЛЮФТВАФФЕ. Ты кто, сынок? Китаец?
НУРЛАН (очень робко и при этом нервно улыбаясь). Нет…
ЛЮФТВАФФЕ. Ты чё лыбу давишь? Шлангом прикинулся? Может, ты кореец?
НУРЛАН. Нет… кыргыз… из Кыргызстана…
ЛЮФТВАФФЕ. Бля-я-я… он даже по-русски разговаривать не может… (Передразнивает.) кыргы-ы-ыз… киргиз! Киргиз надо говорить…
НУРЛАН. В нашей транскрипции — кыргыз…
ЛЮФТВАФФЕ. Чего-сь? Транс… чего? Ты что это, гадёныш, матом тут ругаешься? Ты кому это, сука, угрожаешь? (Угрожающе.) Ты меня матом покрыл? Да я тебя уничтожу на хер… знаешь, как клопа сигаретой прижигают?
БОРМАН. Погодь, Люфта… Он говорит — транскрипция… Ты чё, в школе не учился?
ЛЮФТВАФФЕ. А ты у нас самый умный? Типа, я не знаю… (С удовлетворением констатируя.) А ты у нас — самый умный. Не мешай клиента дрючить… (Нурлану.) Как звать?
НУРЛАН. Нурлан… Нурик…
ЛЮФТВАФФЕ. (Дёргает Нурлана за борт куртки). Это чё за куртячка? Бабская, кажись… Ты чё в бабской куртке? Ты гомосек? Тя спрашивают, чмо болотное, ты гомосек?
НУРЛАН (испуганно). Не-е-ет…
ЛЮФТВАФФЕ. А чё в куртке в бабской?
НУРЛАН. Это не бабская…
ЛЮФТВАФФЕ. Это — бабская. А ты — гомосек. А гомосеков мы мочим. (Кладёт руку на грудь Нурлана). А сердчишко-то стучит… ой, стучит… Ссышь, Нурик? Зря. Не ссы, мы тебя не больно зарежем… Чик, и ты уже на небесах…
НУРЛАН. Ребят, я ж вам ничего не сделал… А закурить у меня правда нету… Я же не курю…
ЛЮФТВАФФЕ. Ты чё такой дерзкий? Чё смотришь? Чё лыбу давишь? Не курит он… Он здоровье бережёт… а на хера те здоровье, сынок? Ты ж не жилец… Мы тя щас изуродуем и всё… и подохнешь под забором… Реально-конкретно… (Вдруг истерически орёт). А тя звали сюда, сука черножопая?! Чё ты сюда приполз? Чё вам здесь надо всем? Чё вы здесь вынюхиваете? Воруете здесь? Девок наших дерёте?
НУРЛАН. Ребята… я ничего плохого не делаю… я работаю… мне деньги нужны… я на родину родителям посылаю…
ЛЮФТВАФФЕ. Родителям… А о наших родителях кто позаботится? Чё, нам в твою Киргизию ехать? Ты чё думаешь, нашим родителям здесь сладко живётся? Мой батя тридцать лет на заводе пахал… и чё? У нас счёт в банке, квартирка квадратов на пятьсот… «Линкольн» под жопой… ага… а ты думал? Дачка на Канарах… двухэтажная… да… яхта опять же… всё, как у людей… А ты, значитца, тут работаешь и бабло, значитца, родителям в свой Чуркестан отправляешь… А мы тут — подыхай! Мы тут, понимаешь, без бабла живём, недоедаем, недопиваем, а ты наши грошики — в Чуркестан! (Резко обрывает себя, другим тоном). У тебя бабки есть?
НУРЛАН. Нету.
ЛЮФТВАФФЕ. А если проверю?
НУРЛАН. Честно, нету.
ЛЮФТВАФФЕ (Герингу). Ну-ка позырь.
Геринг шарит по карманам Нурлана
ГЕРИНГ. Ага-а… Е-есть.. (достаёт деньги, считает)… ой, тут нам на хлеб как раз хватит…(считает) пятнадцать… восемнадцать, девятнадцать…ага… мелочь ещё…
НУРЛАН. Ребята, я утром как раз зарплату получил… мне же целый месяц на эти деньги… я ещё родителям должен…
ЛЮФТВАФФЕ. Ой, разжалобил…Ты себе другие заработаешь.
НУРЛАН. Да как я заработаю? Мне же целый месяц ещё… Отдайте, а?
ЛЮФТВАФФЕ. Ты чё, сынок, забурел? Щас по крыше настучу… и будешь, нах, в трусы курить! Понял, да? Нюх потерял? Это ж наше! Мы же занимали тебе! Забыл? А ведь ты нас обмануть хотел… Честное слово, говорит, нету. Разве это по-честняку? Разве это по-пацански? Есть же у тебя! Как же ты товарищей мог так обмануть, а? Мы к тебе со всей душой, по-дружески, почти как родственники… а ты? (Герингу). Дай-ка сюда бабки!
НУРЛАН. Отдай! (Пытается забрать деньги).
ЛЮФТВАФФЕ. Убрал руки, бля!
НУРЛАН. Пожалуйста… отдайте…
ЛЮФТВАФФЕ. Ой… вежливы-ы-й… А мы — невежливые! (Бьёт Нурлана в лицо).
Нурлан падает, с трудом поднимается, пытается отобрать деньги у Люфтваффе.
ЛЮФТВАФФЕ. Тварь… он мне лицо поцарапал! (Снова бьёт). Мочи его! В челюгу ему! Шнобак снеси ему на хер! Борман! Чё, бицуху проёкал? Щас мы ему пачку-то отполируем!
Парни набрасываются, бьют Нурлана. Нурлан из последних сил вцепляется в Люфтваффе.
ЛЮФТВАФФЕ. Отцепись, сука! Отцепись! (Звереет). Я кому сказал!
Достаёт из кармана нож, бьёт Нурлана. Все отступают, ошарашенные видом крови. В сумрачном кругу остаются только Нурлан и Люфтваффе. Нурлан уже не сопротивляется, а Люфтваффе продолжает бить его ножом.
БОРМАН (тихо). Всё… валим…
Все разбегаются, Нурлан остаётся лежать в круге света уличного фонаря.
Затемнение.
Картина вторая.
Та же автобусная остановка, тот же фонарь. Та же пустынная улица. Подпирая спиной задник сцены, стоит Нурлан, закутанный в саван. Глаза его закрыты. Под хаотичную музыку он освобождается от савана и, словно сомнамбула, выходит на авансцену.
НУРЛАН. Мертвецы иногда разговаривают. Когда хотят свидетельствовать. Я ничего плохого никому не сделал. Я приехал в страну, где можно заработать денег. У нас уже давно нельзя заработать. Я родился на Иссык-Куле, там живёт моя семья. На озере давно уже только сезонные заработки. Когда отдыхающие приезжали, мы сдавали две маленькие комнатки. Ещё мы готовили для них еду — лагман, бешбармак, иногда — куурдак… русские его называли — кавардак… пекли в тандыре лепёшки и самсы… приезжие из России очень это любят… для них это всё экзотика такая… Ну, фрукты ещё продавали, абрикосы там, яблоки… Всю зиму на эти деньги жили. А потом русские перестали приезжать. То одна революция у нас, то другая… Люди боятся потрясений. На хрена им наша Киргизия, если тут любой дебил может тебе вечером на улице ножик к горлу приставить? И Иссык-Куль никакой не нужен, тем более что в Анталии и море теплее, и жизнь дешевле. Раньше-то хорошо было, летом деньги зарабатывали… А потом всё, революционеры туризм поломали. В городе тоже тоска… ну, приехал я, помыкался, тележки с товаром на Ошском базаре потаскал, потом на «Дордой» перешёл, там китайцев тьма, они больше платили… я им аппаратуру со складов на торговые точки возил… ночевал в трущобах, там за Карпинкой у нас район такой — настоящие наркоманские трущобы… люди в землянках живут… так я там тоже — на анашу подсел, выпивать стал… загляни туда сейчас — даже днём по кривым переулкам там такие тени бродят… опухшие, испитые рожи в рванье, вонючие, грязные, обдолбанные… электричества нет, водопровода нет, люди в землянках живут, в перекособоченных хибарах… в каждом третьем жилище — вши, сифилис… я, короче, понял, надо валить, а то пропаду… Ну, собрался, отмылся, наскрёб денег, приехал… Два дня бичевал на Казанском, потом спустился в метро, нашёл земляков на Комсомольской, они бумажки помогли сделать, в ФМС проводили… за временную регистрацию я все бабки отдал… менты жадные и злобные… говорят ласковыми голосами, а в глазах — озверение… Ездят все, суки, на «Лэндроверах»… думаю, и квартирки у них не такие, как у меня — два метра на нарах в съёмной квартире… Сначала я работал на стройке, бетон таскал по этажам…денег мало было, бригадир половину забирал… с год я там поработал, а потом надорвался… пришлось в дворники перейти, земляки помогли…там тоже … ты попробуй пикни… мы рабы тут, бесправные, бессловесные… настоящее крепостное право, нет, хуже, мы тут как негры на плантациях, чуть что не так — получай в зубы… обманывают, обсчитывают… беспредел, короче… Я ничего особенного не хотел, я просто хотел денег заработать… Мы же не скоты, почему нас держали за скотов? Ведь даже корову хозяин хорошо кормит и воды вдоволь даёт… а то она доиться перестанет… А мы доились… нас бьют, унижают, кормят гнильём, а мы всё равно доимся… Куда мы денемся? Не нравится? Пошёл на хер! На твоё место фигова туча ещё желающих! За что меня убили? За то, что раньше у нас была одна страна? Или за то, что я теперь в другой стране, где родные долбаки всё разворовали? Я не виноват в том, что мою страну разворовали… Я не виноват в том, что у воров особняки за границей и дети в европах учатся… Я не виноват, что я родился в маленьком селе на озере, где нет работы и нет жизни… За что меня убили? Почему в моём теле семьдесят две дырки от ножа? Почему я умер так рано? Ведь я мог ещё приносить пользу людям! А тому зверю, который меня убил, ещё отрежут голову… это обязательно будет, просто нужно немножко подождать… я подожду… я подожду…
На заднике сцены медленно проявляется Хор убийц. Свет убывает. Гопники стоят по обе стороны от сброшенного Нурланом савана; выходя из тьмы, словно из преисподней, они окружают полукругом свою жертву. В руках у них — огромные муляжи крысиных голов, которые они водружают на свои головы.
ХОР УБИЙЦ.
Мы будем мочить любое зверьё,
Пусть не мутит наше питьё!
Пусть не трогает наши водопои,
Пусть ходит другою тропою,
Не попадаясь нам на глаза,
В том месте, где горит бирюза,
В том месте, где изумрудные кущи
Сулят обилие радости вездесущей,
В том месте, где много еды
И в достатке чистой воды,
Где есть ширяево и тучные бабы,
Которые на передок слабы,
Пусть не бродят вредоносные инородцы,
Косые да чернозадые дебилы и уродцы,
Мы не хотим в нашей стране медресе и мечетей,
Мы все как один возьмёмся за мачете,
За ножи, топоры, тесаки и стилеты,
За кинжалы и даже за пистолеты.
Мы будем крушить налево и направо,
Мы в своих притязаниях безусловно правы.
Долой чужаков, долой иноверцев,
Пусть ярость справедливая клокочет в сердце!
Затемнение.
Картина третья.
Накрытый стол в летнем солнечном саду. За столом Нурлан, его родители, сестра.
ОТЕЦ. Ну, за Нурлана! За будущего главу семейства! Пусть он приживётся в городе! Пусть он заработает кучу денег!
МАТЬ. За Нурика! За нашего старшенького!
ЧОЛПОН. Нурик — наша надежда!
МАТЬ. Ты, сынок, там береги себя, вовремя кушай, высыпайся… тяжёлого не поднимай… С городскими не водись, они до добра не доведут. Я вот думаю, где же ты устроишься… у нас ведь родственников в Бишкеке нет. Я вспоминаю, Бакыт из Тамги, кажется, в прошлом году в город уехал. Может, найдёшь его? Вместе-то легче выживать.
НУРЛАН. Апа, где ж я его искать-то буду? Город же большой…
МАТЬ. А где жить, сынок? Ты продумал этот вопрос?
НУРЛАН. В общагу к студентам попрошусь.
ОТЕЦ. Кто ж тебя пустит туда? Для этого ведь студентом надо быть.
НУРЛАН. Ну, китайцы, может, приютят. Не пропаду! Найду что-нибудь… Устроюсь на хорошую работу, кучу денег заработаю… Куплю бате «шоху», пусть рассекает потом по селу… А маме — стиральную машину. Автомат! Хватит уже руки-то состирывать! А Чопке — велосипед! Пускай обзавидуются все!
ОТЕЦ. Смотри, апа, как дети наши будут подыматься! Самим-то нам Аллах не дал… а может, власть нас не привечала… Что мы видели с тобой? Я за баранкой всю жизнь… то на Сусамыр, то в Нарын, то в Талас, а то и в Кочкорку… Жара или холод, снег, дождь, ничего не знаю, — надо, поезжай! Председатель колхоза не станет церемониться! И что? Ехал! Что-то вёз туда, что-то — оттуда. Всю жизнь… Сотни тысяч километров, наверное, намотал… А ты? Ты что видела в своей жизни?
МАТЬ. Будто не знаешь… Детишки маленькие… начальная школа… а после работы — огород да бараны… Ты ж как уедешь, — хозяйство на мне! А если зимой тебя нету? В феврале уже окот начинается, ночь не ночь, а ягнят надо принимать… Ребятишки маленькие ещё, помощи от них мало… это потом уже, когда подросли… тогда, конечно, полегче стало… А когда корова была, помнишь? Как ты траву ей на зиму косил… Всё лето и косил. Как свободен и не в рейсе — всё сено да сено… А я к выходным творожок делала, маслице, и в город — на базар…ой, намучилась… пока продашь там всё… В девяностые… помнишь, как жилось?.. Коровы уже не было, съели корову, когда денег совсем не стало … магазины — пустые… хлеб раз в неделю привозили… ой, не хочу вспоминать…
ОТЕЦ. Да, в Турциях мы не прохлаждались… А зачем? У нас тут и своя природа неплохая. Озеро наше, лес в горах…
ЧОЛПОН. Вот Нурик заработает денег и повезёт нас в Турцию, на тёплое море!
НУРЛАН. Конечно! А вы пока чемоданы готовьте и вещички пакуйте… скоро, я думаю, поедем…
ЧОЛПОН. Ту-ту-у-у-у! На поезде?
НУРЛАН. Зачем? На самолёте…
ЧОЛПОН. На самолёте! (Выскакивает из-за стола и, раскинув руки, изображая самолёт, крутится по сцене). На самолёте!
Затемнение.
Картина четвёртая.
Подсобка складского помещения большого оптового рынка в Бишкеке. В глубине склада громоздятся рядами стройматериалы, слева на сцене стеклянная каптёрка, возле которой за столом сидят грузчики и пьют чай. Среди грузчиков на углу сидит Нурлан. Входят владелец склада Махмуд и вербовщик.
ВЕРБОВЩИК. Так, парни, вот Махмуд (указывает навладельца склада) ручается за вас. Я — представитель штаба объединённой оппозиции. Нам с вами пора менять власть в стране. Вот вы разве всем довольны? Пашете тут за копейки, живёте чёрт знает где, едите вот… что вы едите… лепёшки с какой-то засохшей дешёвой колбасой… А потому что Махмуд вам лучшие условия предложить не может. Он сам с трудом сводит концы с концами. Его менты дерут? Дерут! Налоговая дерёт? Дерёт! Таможня дерёт? Ещё как дерёт! А пожарники? А санэпидстанция? А дирекция рынка? Знаете, скока здесь чиновников пасётся? Скока нахлебников? Не знаете… А я вот знаю… Трудно у нас сейчас работать. У нас тут, как русские говорят, один ходит с сошкой, с сохой значит, а вокруг — семеро с ложкой. Кушать, конечно, всем хочется, только кто-то икру хавает, а кто-то сухой лепёшкой давится.
ПЕРВЫЙ ГРУЗЧИК. А ты нам чё, икорки подогнал?
ВТОРОЙ ГРУЗЧИК. Или мамой нам хочешь стать?
ТРЕТИЙ ГРУЗЧИК. Сисю с молочком принёс?
ВЕРБОВЩИК. Ну, сисю — не сисю, а по двести сомов могу отвалить!
ПЕРВЫЙ. Осчастливил! На два пузыря только и хватит!
ВЕРБОВЩИК. Так ведь каждому! .. И потом — ты пузырь не покупай, хлеба купишь. Молока детям. Дети есть, небось? Вот сидите вы тут, а там (неопределённо машет рукой) уже всё поделили… у них особняки двухэтажные, тачки навороченные, бабы в бриллиантах, дети в Лондоне да в Париже. А мы в Париже нужны как в финской бане пассатижи…
НУРЛАН. А ты сам-то чего хочешь?
ВЕРБОВЩИК (удивлённо). Отнять! Отнять! Почему всё только им? А нам? А тебе? Почему у них — всё, а у нас — ничего? Когда мы жить-то начнём? Когда у нас квартиры человеческие будут? Когда наши дети будут нормально питаться? Это вы тут ещё более-менее… а вот в горных аилах ты был? Не был! Хрена ли тебе там делать? А на джайлоо был? Да не летом, а осенью?
ВТОРОЙ. Да чё ты нам тут втираешь? Были мы там… Мы все из аилов…
ВЕРБОВЩИК. Ну, и как вам там — по кайфу жилось? Удобно было в юрте… без водопровода, без сортира? Тут хоть сортир есть…
ТРЕТИЙ. А что такого? Наши предки так жили и нам не западло.
ВЕРБОВЩИК. Э-э, байке, ты глаза-то открой! Смотри глазами. Двадцать первый век на дворе! Пора бы уже понимать. Ты ж в советской школе учился.
ТРЕТИЙ. Там по крайней мере всё ясно было. Я и не отрекаюсь. Меня советская власть подняла, я восемь классов отучился, я русский язык хорошо знаю, могу в Москву хоть сейчас.
ВЕРБОВЩИК. Ага, ждут тебя там… там наших и так целый миллион.
ТРЕТИЙ. Ничего, ещё один к миллиону — не помеха.
ВЕРБОВЩИК. Ты и здесь пригодишься. Мужики, вы все тут пригодитесь. Нам нужно тока эту власть сковырнуть. Они ж кровь народную сосут. Нам их тока убрать сейчас. А потом заживём… работу людям нормальную дадим, зарплаты достойные… Они ж нам жить не дают… сначала те были… помните, семья, клан… захапали всё… всё у них… и в парламенте они, и бизнес у них, всё скупали, везде влезали… под видом библиотек дворцы себе строили, на Иссык-Куле пансионаты… везде они в доле, везде они при делах… А мы опять лапу сосём!
НУРЛАН. Так чего хотел-то?
ВЕРБОВЩИК. Выходите восьмого числа на площадь, встаёте в пикет. Рядом развернём юрты, там будет вода, лепёшки, плов, водка. Стоите там, бузите… если подойдут менты или ОМОН, будете кидать камни. Тротуарную плитку выламывайте прямо из мостовой, она легко колется… Стрелять они не будут, гарантия… в худшем случае бросят пару шумовых гранат… В общем, бузите по полной… Сейчас плачу каждому по двести, потом в юртах получите ещё по пятьсот…
ПЕРВЫЙ. Долларов?
ВЕРБОВЩИК. Чё, с дуба рухнул? Каких те долларов? Сомов, конечно… Зато водяра — без ограничений… Ну? По рукам?
Затемнение.
Картина пятая.
Улица с рядом магазинов. На одной стороне сцены — три-четыре милиционера, на другой – толпа озлобленных, пьяных молодых людей.
ВЕРБОВЩИК. Бей ментов!
ПЕРВЫЙ ПОГРОМЩИК. Они нашу кровь пьют!
ВТОРОЙ ПОГРОМЩИК. Они власть охраняют!
ТРЕТИЙ ПОГРОМЩИК. Да они в доле везде!
ВЕРБОВЩИК. Бей их! Мужики! Магазины здесь все депутатские, громи их! У этих сук особняки двухэтажные, по десять комнат в каждом этаже, и во всех комнатах — панели плазменные! А мы простой телевизор купить не можем! Мы детям еды нормальной купить не можем! Громи! Пусть каждый возьмёт всё, что ему нужно!
В витрины магазинов летят камни, слышен звон разбитого стекла, крики, проклятия. Часть толпы набрасывается на милиционеров, другая часть — большая — лезет в разбитые витрины, выносит из магазинов коробки с аппаратурой, продукты, ящики со спиртным. Тут же пьют прямо из бутылок.
ВЕРБОВЩИК. Поджигай!
Несколько человек бросаются поджигать.
ПЕРВЫЙ ПОГРОМЩИК (второму). Куда попёр? Куда попёр, говорю? Я это уже забираю!
ВТОРОЙ ПОГРОМЩИК. Отвали! Другое возьмёшь!
ПЕРВЫЙ. Сам другое бери! Мне это нужно!
ВТОРОЙ. Пошёл к чёрту! Мне самому нужно!
ПЕРВЫЙ. Э, байке, не обостряй, да? Здесь и так до хера всего! Всем хватит.
ВТОРОЙ. Тебе хватит, а мне не хватит! Мне это нужно!
ПЕРВЫЙ. Ты! Запарил! Ты чё тут, один? Ты тут самый дерзкий? Отвали, сказали!
ВТОРОЙ. Сам отваливай! В пятак захотел? Я маму твою имел, понял?
ПЕРВЫЙ. Ты меня на «понял» не бери! Я сам твою маму, а заодно и папу, и тебя вместе с ними на веточке вертел!
Мгновенно получает удар в лицо. Начинается драка, в которую ввязываются и остальные. Звуки ударов, крики; через некоторое время все поднимаются и медленно расходятся в стороны, оставляя на замызганном асфальте два неподвижных тела. Подходят к авансцене. Свет убывает. В руках у всех — огромные муляжи крысиных голов, которые мародёры водружают на свои головы.
ХОР МАРОДЁРОВ
В этой стране можно безнаказанно громить,
И нам за это ничего не будет.
Можно даже кого-нибудь убить,
Убьём, и от нации не убудет.
Нас много, целых шесть миллионов,
Правда, один миллион наших уже в России.
Нам нужно опередить китайских клонов,
А у русских мы даже ничего не спросили.
Сначала мы разнесём свою страну,
А потом неверным объявим войну.
Мы у себя дома нищие и голодные,
А дома наши стоят пустые и холодные.
Хорошо быть мародёром в стране,
Которая погрязла в собственном дерьме,
Которая плодит депутатов и баев,
И прочих некоронованных раздолбаев.
Их приятно грабить время от времени,
Освобождая от непосильного бремени
Особняков, «Мерседесов» и лишнего золотишка,
А у нас эта мелочишка пойдёт деткам на молочишко.
Мы – правильные мародёры,
Нам нужно кормить детей,
Мы любого имама из мечети святей,
Мы призваны отобрать лишнее у живоглотов,
У лживых политиков и прочих обормотов.
Всё, что продажные твари себе захапали,
Всё, что жирными руками они залапали,
Мы отмоем и заберём себе.
И духом окрепнем в этой борьбе!
Мы будем сражаться с засильем скотов
И от государства оставим только остов,
На который нарастёт свежее мясо
Пролетариата и среднего класса.
Вперёд, погромщики, вперёд мародёры,
Нас ждёт очередной магазин!
Нам не нужны имитаторы и каскадёры, —
Мы сами подожжём припасённый бензин!
Затемнение.
Картина шестая.
Адвокатская комната в помещении тюрьмы. В сумраке стенной ниши стоит охранник, за столом напротив друг друга — Геринг и Елена.
ЕЛЕНА. Тебя почему Герингом зовут?
ГЕРИНГ (хмуро). Я не знаю. Может, потому что толстый…
ЕЛЕНА. А как тебя вообще-то звать?
ГЕРИНГ. Николай… Коля…
ЕЛЕНА. Слушай, Коля… Ты можешь мне рассказать, что у вас там происходило? Как всё началось, как потом развивалось?
ГЕРИНГ. С самого начала, что ли?
ЕЛЕНА. Ну, да, с самого начала…
ГЕРИНГ (вяло). Да чё там, это ваще неинтересно…
ЕЛЕНА. Ничего, я послушаю… мне интересно… Давай… (включает диктофон).
ГЕРИНГ (нехотя). Ну, чё… собирались сначала… пиво пили, баб обсуждали… футбол иногда… Потом Люфтваффе появился… ну, то есть Корнеев, тоже пиво с нами… потом говорит как-то: чё мы тут сидим, штаны протираем, надо делом каким-нибудь заняться… Борман ему говорит: ну, какое дело? Макулатуру, что ли собирать… или старушек через дорогу переводить? Корнеев говорит: чё те со старушек — хоть шерсти клок? Надо землю, мол, нашу от всякой мрази очищять… заодно и на пиво всегда будет… Хорош уже подростков рекетировать… Ты как думаешь, для чего гопники по земле ходят? Чтобы мелочь со школьников стрясать? Гопники у нас, говорит, для того, чтобы землю русскую от чурок очищать… Гляньте, скока их в Москве развелось… Они наши деньги зарабатывают, места наши занимают… А Борман спрашивает: а чё с ними делать? Как мы их выгоним? Начальнички за них держатся, менты их прикрывают… потому что бабосы с них стригут… Ну, Люфтваффе, то есть я хотел сказать — Корнеев, говорит: да убивать их просто! Мы ему: ты чё, больной? Офигел, что ли, — убивать? Конечно, убивать, говорит Корнеев. Мы можем, говорит, даже власть захватить…
ЕЛЕНА. Власть? А что он с властью-то делать собирался?
ГЕРИНГ. Он говорит: нам только начать нужно, есть, говорит, ещё другие люди, которые повыше нас, вот они власть возьмут, а уж нам потом всё, что нужно, отвалят. У них и бабки есть, и административный ресурс… всё есть… Сейчас начальнички всё себе захапали, а у нас даже работы нету…
ЕЛЕНА. Ты ж вроде учился…
ГЕРИНГ. Ну, учился, учился… а потом-то всё равно пришлось бы работу искать. А где её искать? Всю работу мигранты расхватали… И вот, он говорит, наши люди займут командные посты, а мы у них либо в охране, либо другую работу дадут… А мигрантов, говорит, надо по-любому истреблять, мало того, что они всё захапывают и наше жизненное пространство забирают, так ещё и порядки свои устанавливают здесь… С какого хера они лезгинку на Красной площади танцуют? С какого хера они тут свои курбан-байрамы празднуют? Почему из-за этого улицы перекрывают? Для чего они баранов в наших дворах режут? Почему хамят везде? Почему наших девок уводят? Мочить их!
ЕЛЕНА. Мочить — это понятно! А вот как власть вы собирались захватывать — что-то я не въеду…
ГЕРИНГ. Да власть — не мы… власть это те люди… Нам только побольше неразберихи создать… Нам потом Люфтваффе, то есть я хотел сказать, Корнеев, говорил, что они сначала через выборы пробовали… но там всё куплено, хрен пробьёшься… прикинь, голоса покупают и всякие махинации ещё… а наши-то честные, не могут ничего противопоставить… ну, и решили потом, — ну их в баню, эти выборы-хрениборы, сделаем ставку лучше на молодых орлят… Ну, это мы, типа, орлята… Корнеев говорит: нам обстановку дестабилизировать… ну, смотри… режем азиатов там… кавказцев… цыган тоже, в общем, всех чёрных режем к едрене-фене… возникает кипеж… потом взрывать ещё… Корнеев стал покупать гидроперит… в таблетках такой, потом ацетон, Бормана ещё позвали, он хорошо в электронике разбирается, в компах там всё просекает… покупали электронные комплектующие, электролит… в интернете всяких схем щас фигова туча, ну, как бомбу сделать, взрывное устройство… щас несложно это… Мы ж такие опыты делали уже, подстанцию взорвали в Сергиевом Посаде, а таймеры да проводки таджикам подкинули… менты их потом хорошо так прессанули… вот, значит, взрываем, режем мигрантов… неразбериха, хаос, люди выходят на улицы, все возмущены… демонстрации, марши протеста… мы ещё добавляем… Люфтваффе, то есть Корнеев, научил, — берём камни и в ментов, они озлобляются, начинают в ответ дубинками херачить, это, в свою очередь, демонстрантов озлобляет и всё… и пошло мочилово! Классно, правда?
ЕЛЕНА. Ну, а власть-то как?
ГЕРИНГ. Да просто! Хаос! «Оранжевая» революция! Как у хохлов! Только они, лохи, не додавили ситуацию. А у нас можно додавить! Легко! Смотри: менты не справляются, начальнички в растерянности… я хронику смотрел, как в 91-ом было… никто ничем не управляет, никто никого не слушает, командные нити потеряны… всё! Шандец! Пришли сильные люди и жёстко забрали власть! Всё! Толпа организуется, ментов, омоновцев — в стройные ряды! Мы занимаем свои солдатские места! У нас — хорошая зарплата, статус, форма! Бабы! Мы при делах! Главное — беспорядки организовать!
ЕЛЕНА. Ну, и как вы их организовывали?
ГЕРИНГ. Ну, мы сначала стали исподволь… потихоньку… Корнеев говорит, давайте! И правда, весело стало! Мы сидели, пивасик пили, слонялись… осточертело всё, скучно было… в карты играли, ботаников задирали, ну, сидишь там в беседке… уже всё, край, надоело всё, домой — не в кайф, там радаки тусят, бухло делят… а нам чего… ну, мы вышли — весело, бля! Ищем мавров, у метро караулим, находим, ведём их до какого-нить тёмного угла… там набрасываемся всей кодлой и месим по-чёрному! У нас Вася Стригалёва была, она уже студентка, прикинь — МГУ, журфак! Подъезжает такая с пивасиком…
ЕЛЕНА. Вася — это кликуха? А почему мужская?
ГЕРИНГ. Не, не мужская… Василина…
ЕЛЕНА. А-а-а-а-а…
ГЕРИНГ. Подъезжает, короче, это… и базарит: ну, чё, пацаны, у меня же днюха… надо же отметить! А бабла-то нету! И всё… выползаем, короче, на улицу, трясём лохов… а она грит: щас отметить надо… Люфтваффе… это… Корнеев… ей грит: ты чё, дура? В такой день мочилово! Лучше потрёмся друг об друга… А она грит: меня, грит, кровь, короче, возбуждает. Прикинь, — баба! И всё. Пошли к метро, стоим, зырим… Потом чурки выходят — мавр и мавруха, идут к домам… мы их выследили, короче, и Вася у подъезда берёт так перо… «бабочку»… херак лоха в грудак! А мавруха как давай блажить! Прикинь! Васю аж перекосило всю… не любит она, когда орут… подбежала, мы даже ничё не успели ваще… херак чуркестанку по едальнику! Пером, короче! В глаз попала, прикинь! Кровищи-и-и!
ЕЛЕНА. Ну, вы твари!
ГЕРИНГ. Ты чё! Это не мы! Она сама хотела днюху отметить! А чё такого? Она волю воспитывала… ей по кайфу было… мы тоже волю воспитывали, тело закаляли… да… у нас это… спортивные слёты, в лес ездили в Тучково… инструктор был по ножевому бою… потом на стрельбище «Динамо» ещё, у нас пневматика была… ну, это, правда, потом уже, сначала-то мы просто чурок резали… азеров там… достали, суки… могу рассказать… азера одного прижали, он борзеть начал, я вашу маму, грит, имел, русские, грит, свиньи, ну, и всё такое… нам обидно стало… прикинь, грит, мы ваших тёлок тут дерём, а вы, типа, короче, сопли всё жуёте… гопота, мол, сраная… очень нам обидно стало, ну, мы его сначала стоуном притемнили, он улетел… пока летал, мы его раздели и каждый по разу перо в него всадил…
ЕЛЕНА. Зачем, зачем?
ГЕРИНГ. А чё он тут порядки свои устанавливает? Его сюда звали? Чё он нас чморил? Его просили хавло разевать?
ЖУРНАЛИСТКА. Да зачем? Почему? Кто вам право дал?
ГЕРИНГ. Да никто не дал, мы сами взяли… У нас инструктор… помнишь… по ножевому бою? У него кликуха была — Малютка, типа маленький… знаешь, монстр какой? Шварц накачанный… вот такая харя (показывает)… вот такая бицуха (показывает)… вот такие кулаки (показывает)… качок, бля… Он грит: никто никому никогда ничего не давал! Право решать — брали! Право судить — брали! Право карать — брали! Ты хоть знаешь, кем мы в прошлой жизни были?
ЕЛЕНА (неприязненно). Нет… не знаю…
ГЕРИНГ. Мы были крысами-мутантами. Мы были санитарами. Мы очищали общество от отбросов.
ЕЛЕНА (отчаянно). Да вы сами отбросы! Откуда вы взялись?
ГЕРИНГ. Ты чё, в натуре! Мы ниоткуда не взялись. Мы всегда были! Мы всегда будем!
ЕЛЕНА (кричит). А зачем вы Корнееву голову отрезали?
ГЕРИНГ (растерянно). Так это… его ж убили…
ЕЛЕНА. И что? Поэтому нужно было ему голову отрезать?
ГЕРИНГ. Да не… короче, это… Люфта когда убили, Борман сказал, надо из его башни чашу сделать…
ЕЛЕНА. Какую чашу?
ГЕРИНГ. Ну, из черепа такую сделать чашу… как у викингов… кровь врагов из неё пить…
ЕЛЕНА. Ты что, больной? Вы все больные? Вы что — собирались человеческую кровь пить?
ГЕРИНГ. Да не… просто хотели чашу сделать… знаешь, череп такой в серебре… с крышкой … пальцем вот так можно открыть… нажимаешь на край, она открывается…
ЕЛЕНА. Я не понимаю… детский сад какой-то… отрезать человеку голову и одновременно всерьёз думать о серебре… Вы его где взять-то собирались?
ГЕРИНГ. Да откуда я знаю? Какая разница? Разве в этом дело? Борман грит, будем из черепа вождя кровь врагов пить, силу себе добавлять… мы же его, типа, потеряли… вот чтобы не умер… чтобы он жил, типа, среди нас… как бессмертный… Ну, вот… его когда убили, мы сначала побежали, а потом кто-то вспомнил, что солдат на поле боя русские не бросают… вернулись, взяли его, отнесли Борману на хату… у него радаков нету, мать замёрзла в прошлом году по пьяни, а отец давно ещё на машине разбился, Борман тада ваще ещё малой был… ну, внесли Люфта, то есть я хотел сказать, Корнеева, Борман грит, ну чё, отрежем ему башню? Я как-то сомневался, не хотел, а он грит — чё не отрезать? Чашу — это же прикольно! Короче, сунули его в ванну, раздели, Борман сделал… а потом сидит такой загруженный, репу чешет… а куда, грит, тело денем? Я ему грю — ты кусками сделай ещё, и унесём… ну, он сделал, мы в сумки спортивные всё посклали и в разные стороны на помойки унесли…
ЕЛЕНА (тихо). А голова?
ГЕРИНГ. А он грит, я щас, грит, её варить не буду, потом, типа, сварю, дайте, мол, пакет… дали ему пакет из маркета, он бошку в него завернул и — в морозильник… И всё… вот мы прикалывались потом: менты хавальники свои сунули туда, а там — голова такая в инее вся… Один курсант там с ними был — бряк в обморок! (Смеётся). Доходяга! Слабаки они! Менты суки, беспредельщики, а всё равно — слабаки! Мы их тоже опускали… Ненавижу ментов! Они тока кодлой борзые… А поодиночке они ссыкуны… Мы их ловим в подворотнях и месим ногами, пока зубы на асфальт не выплюнут… От них тоже страну нужно очищать! А кто это делать будет? Никто не будет! Тока мы… потому что мы — санитары!
Свет на сцене убывает и в наступившей полутемноте Геринг водружает на свою голову огромный муляж крысиной головы. На заднике сцены проявляются фигуры его товарищей с такими же крысиными головами на плечах.
ХОР КРЫС-МУТАНТОВ.
Мы смелые и дерзкие крысы-мутанты,
Пусть современники оценят наши таланты,
Пускай оценят их и потомки,
Пусть осознают наш путь по кромке,
По лезвию бритвы, по самой сути
Того, что в основе вселенской мути,
Заполонившей нашу страну,
Лежало и провоцировало войну…
Мы смелые и дерзкие мутанты-крысы
У нас ядовитые зубы, а головы — лысы.
Нас обожгла эпоха ненавистью своею,
У нас есть право быть недовольными ею.
Да здравствует эпоха злобы и насилия!
Мы будем уничтожать любое бессилие,
Мы будем глумиться над любою слабостью
Пусть мир отзовётся сахарной сладостью,
Когда мы станем душить чужое,
Когда инородцы заплещут менжою
И будут нас молить о пощаде,
Но этого делать как раз не надо!
Мы никого из них не станем щадить:
Наше дело — выследить и убить
Любого нерусского, как оккупанта!
Вот главная задача крыс-мутантов!
Затемнение.
Занавес.
Действие второе.
Картина первая.
Телевизионная студия. Идёт передача. В студии Елена в качестве ведущей и приглашённые эксперты. Проекция беседы — на большом экране, помещённом на заднике сцены.
ЕЛЕНА. Друзья, продолжим обсуждение наших непростых проблем, связанных с темой как легальной, так и нелегальной миграции. Ни для кого не секрет, что основанием присутствия мигрантов в России является весьма спорное суждение о том, будто бы приезжие занимают рабочие места, на которых не хотят работать русские. Давайте будем смотреть правде в глаза. Люди приезжают в Москву из нищих регионов постсоветского пространства, из стран Средней Азии и Закавказья просто потому что здесь прокормиться проще. Даже если они перебиваются случайными заработками.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. Да, конечно, по сути нашествие мигрантов в благополучные российские регионы, в частности в крупные, хорошо развитые промышленные и культурные центры есть бегство людей от нищеты, нестабильности режимов и неуверенности в завтрашнем дне. Приезжая в Москву, Питер, Красноярск или Новосибирск, эти люди некоторой своей частью образуют довольно широкую маргинальную прослойку, становясь, образно говоря, питательной илистой средой криминального дна любого крупного города.
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Я согласен с коллегой. Многие мигранты просто не желают работать, не желают интегрироваться в общество, перебиваются случайными заработками или явно становятся на криминальную стезю, добывая средства к существованию банальным воровством или грабежами.
ЕЛЕНА. Но ведь согласитесь, действительно, на неквалифицированных работах те же москвичи не хотят работать. Вот вы пойдёте улицы подметать или посуду мыть в кафе?
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Нет, я не пойду. Но не потому что я стесняюсь такой работы или презираю её. Просто у меня другая профессия. А кто-то из москвичей, может, и пойдёт. Более того, с немалой долей вероятности можно сказать, что пойдут — и даже с удовольствием — выходцы из российских регионов, где экономическая ситуация тоже порой не замечательная. А ведь у них и менталитет практически такой же, как у старожилов, и терпимость на высоте… ведь один народ же! Но когда люди других национальных укладов со своим уставом в чужой монастырь лезут… это уж извините… Причём, лезут агрессивно, навязывая свои порядки, свои установления и представления о жизни… Вот вы как думаете, для чего на курбан-байрам в московских дворах баранов режут?
ЕЛЕНА. Обычай такой. Жертвоприношение.
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Понятно, что обычай. Только раньше, у себя на родине, они это делали в своих закрытых дворах. И смысл этого обычая состоял в том, что мясом принесённого в жертву барана необходимо было поделиться с малоимущим, с тем, чей достаток не позволяет иметь на столе мясо.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. Поддерживаю коллегу. Сейчас во дворах крупных городов это делается демонстративно, нагло, на глазах у детей. Это такое как бы самоутверждение и одновременно запугивание… такой агрессивный нахрап…
ЕЛЕНА. У нас есть небольшой ролик на эту тему, давайте посмотрим.
Демонстрируется видеоролик, снятый в одном из московских дворов.
ЕЛЕНА. Давайте вернёмся к теме рынка труда. Действительно ли нам так необходимо огромное количество мигрантов в России? На самом ли деле у нас не хватает рабочих рук?
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Эта проблема мне кажется надуманной. Скорее всего, она создаётся искусственно, сами понимаете в каких целях.
ЕЛЕНА. Не все, наверное, понимают.
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ (со вздохом). Разъясняю. Всё очень просто. Один элементарный пример: почему, спрашиваю я, дворниками в Москве работают исключительно выходцы из Средней Азии? Отвечаю: потому что в устоявшейся практике начальникам этих дворников очень удобно воровать. По ведомости дворник должен получать, к примеру, двадцать две тысячи. Так? Так. А в зубы он получает только восемь. Так? Так. Где же остальные, спрашивается, как говорится, вопрос? Легко сообразить — они перетекают в карман начальника. Не слабо, правда? Почти пятьсот баксов с каждой головы! И сколько таких дворников в каждом жилуправлении? Русский на этой работе, пусть даже из другого региона, не москвич, позволит проделывать со своей зарплатой подобные финты? Нет, конечно! А бесправный таджик позволит. Потому что — куда ему деваться? Не нравится? Свободен! Таких, как ты, очередь стоит.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. При этом как вы думаете, сколько такой дворник посылает на родину своей семье?
ЕЛЕНА. Боюсь предположить.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. И не нужно предполагать. Есть точные данные. От десяти до пятнадцати тысяч. В странах Средней Азии это огромные деньги. Достаточно сказать, что в Бишкеке, бывшем Фрунзе, хорошей, вполне престижной зарплатой считается зарплата в двести долларов, то есть всего-навсего в шесть с половиной тысяч российских рублей. Откуда у наших гастарбайтеров эти как бы отнятые начальниками деньги? Очень просто: они убирают не один двор, а несколько. Чем не барщина в современном смысле?
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Хотите я вам ещё более радикальный пример приведу? Все стратегические московские магистрали на многие километры засажены цветами-однолетниками. И высаживают их бесправные среднеазиатские рабы. Боюсь, здесь работает та же схема, что и на дворниках. Это же миллионы! А у цветочков, между прочим, ограниченный срок жизни, поэтому за лето приходится сажать их трижды, — сначала весенние тюльпаны, потом виолу, а потом уже что-нибудь осеннее, на август-сентябрь… Где логика? Посадите многолетники, и они будут радовать всех много лет подряд. Кроме, конечно, тех, кто с этих цветочков купоны состригает…. потому что, кстати, и цены на весенне-летнюю рассаду в разы выше, чем на многолетники… Систематическое воровство легче всего организовать там, где есть легионы бесправных, которые всегда будут молчать.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. Проблема мигрантов — это колоссальная пирамида, в основании которой — миллионы — я не преувеличиваю — рабов, готовых на любые условия жизни и оплаты, а на вершине — высшие чиновники, полиция, ФМС, бесчисленная армия прихлебателей, каждый из которых хочет гарантийно кормиться на искусственно созданных проблемах.
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Кстати, в этой связи хотел бы обратить ваше внимание на факты ротации мигрантов. Время от времени ФМС и полиция проводят рейды в местах проживания или работы мигрантов. Очень многих выдворяют на родину. Все нелегалы, а также те, у кого неправильно оформлены документы или те, у кого документы просто фальшивые, — незамедлительно отправляются домой. Потому что они уже ободраны, как липки, с них многократно брали взятки, их использовали уже и так, и сяк, и, извините за выражение, об косяк… пора принимать новеньких… свеженьких… это же конвейер… Почему закрыли базу в Бирюлёво, не догадываетесь? Куда дели людей, которые там работали?
ЕЛЕНА. У нас есть бирюлёвская хроника, давайте посмотрим.
Демонстрируется видеоролик, повествующий о бирюлёвских событиях. Стихийные митинги в районе, разгром магазинов и овощной базы, цепочки задержанных мигрантов, лагерь для нелегалов…
ЕЛЕНА. Хочу заметить, что подобное обращение властей с этими людьми недопустимо. Почему их гоняют цепочками, словно пленных? Почему в каждом из них видят преступника? Презумпцию невиновности у нас, кажется, ещё никто не отменял. Почему они живут в этом лагере в скотских условиях? Может быть, на этих условиях тоже кто-то погрел руки?
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. Да, да, всё, что вы говорите, справедливо… А если мы ещё раз вернёмся к вопросу о нехватке рабочих рук, то я скажу, что свободными руками собственно россиян мы можем обеспечить, например, Францию вкупе с Испанией. Почему у нас на каком-нибудь машиностроительном заводе работает тысяча человек, а на аналогичном западном — только пятьсот? На нашем инженеров сто человек, а на западном — пятьдесят? У нас бухгалтеров — тридцать, а на западном — всего десять? Да потому что производство у нас неэффективное, оборудование — устаревшее, приёмы управления — тоже устаревшие, кадры — остановившиеся в своём развитии, а руководство — косное и инертное в основной своей массе. Модернизируйте производство, модернизируйте страну и высвободятся миллионы рабочих рук! И не нужны будут мигранты! И хоть так будет сокращаться воровство!
ВТОРОЙ ЭКСПЕРТ. Мы реставрируем рабовладельческий строй. Мы возвращаем элитную страну в позорную тьму вековой отсталости. Мы сами вырастили русских патрициев, лица которых всем слишком хорошо известны, мы культивируем широкие слои люмпенов и маргиналов, в той или иной степени поддерживая криминал и позволяя ему срастаться с бюрократией, и мы, в конце концов, экспортируем рабов! Люмпены имеют какой-то минимум и оболваниваются с помощью такого мощного средства, как зомбоящик… а ещё ведь сегодня есть глобальные инструменты манипуляции общественным сознанием, такие, как социальные сети… с их помощью можно поднять люмпенов на войну с рабами, которые зачастую сами дают поводы для погромов. Вот так всё и крутится по кругу, вот так и дёргают невидимые кукловоды нужные им ниточки. И выгодно подобное положение вещей только им, этим кукловодам…
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. Не забывайте, однако, что российские рабы, эти так называемые гастарбайтеры, тихой сапой завоёвывают страну, несмотря на все их притеснения. Сколько уже мечетей по всей стране? В одной только Москве мигрантов более двадцати процентов. Киргизов знаете сколько сейчас в России? Более миллиона! От шести миллионов общей численности нации! А так называемые лица кавказской национальности? Все эти люди порой агрессивно вытесняют аборигенов с обжитых территорий и заполняют собой жизненное пространство. И потом не забывайте, что они несут с собой не только определённую идеологию, но и традиционный для Азии менталитет деспотических культур, а также — внимание — ислам! Если мы сейчас не будем ничего предпринимать, нас ждёт тотальная исламизация! И тогда уж, уверяю вас, мало всем нам не покажется!
ЕЛЕНА. А теперь, друзья, я напомню вам, что на днях состоялось заседание правительственной комиссии, где был рассмотрен проект новой концепции миграционной политики. Так я вас обрадую, если это кого-то обрадует. Не исключено, что в самое ближайшее время Россия кардинально изменит своё отношение к гастарбайтерам, их пребывание в стране максимально легализуется, а трудоустройство будет упрощено ввиду полной отмены квотирования. Для мигрантов откроются адаптационные центры, где их будут обучать русскому языку, русской истории, основам российского законодательства и даже профессии. Кроме того, мигрантам будут выдаваться разрешения на постоянное жительство в России. Таким образом, наши государственные мужи намерены оптимизировать демографическую ситуацию в стране.
ПЕРВЫЙ ЭКСПЕРТ. Капитализм — это советская власть плюс исламизация всей страны!
ЕЛЕНА. На этой оптимистической ноте мы и закончим наш разговор.
Затемнение.
Картина вторая.
Тёмный двор возле мрачных многоэтажек в едва освещённом переулке. Беседка, детская песочница, маленькая каруселька, качели. Вагиф сидит в детской песочнице, Фикрат раскачивается на качелях. Курят, передают друг другу банку пива.
ВАГИФ. Слышь, ты! Пошли домой!
ФИКРАТ. Да чё, посидим ещё…
ВАГИФ. Чё те тут высиживать? Гопота подгребёт, рыло начистят…
ФИКРАТ. Ага (показывает нож)… боюсь я их…
ВАГИФ. А если кодлой налетят? Хрен ты от толпы отмахаешься… Забыл, как Аслана замочили? Ногами затоптали… А потом его же ножом морду ему и расписали…
ФИКРАТ. А я сам своим пёрышком на мордах урусов попишу…
ВАГИФ. Попишешь ты… если успеешь… Пошли домой, а?
ФИКРАТ. Чё те домой? Чё ты там делать будешь?
ВАГИФ. Чё делать? Час ночи! Чё делать в час ночи? Спать уже пора!
ФИКРАТ. Выспишься ещё! Нормальные пацаны по кабакам зависают, до утра гудят… или с тёлками барахтаются… а ты…
ВАГИФ. Типа, у тебя бабло есть на кабаки… или на тёлок…
ФИКРАТ. Откуда? Щас долбанём кого-нибудь и как раз в кабак… это тебе не гнильё на овощной базе перебирать… Гатых какой-нить подгребёт, кефир долбаный, мы ему карманы и подрежем…
ВАГИФ. Долбанёшь ты…
ФИКРАТ. Мне и долбать никого не нужно (снова показывает нож)… вот так тока покажу… и всё…
ВАГИФ (подхватывает). И в едальник огребёшь…
ФИКРАТ. Гет аттан! Иди попрыгай! Сам огребёшь… чё ты трясёшься? Не ссы, мы тут хозяева, это наш район… если чё, я свистну, вся база прибежит… Слышь, ты! (Понижаяголос). Я себе пушку скоро куплю… уже договорился, Мамед устроит… Деньги тока соберу…
ВАГИФ. И чё?
ФИКРАТ. Дурик, бля… С пушкой же совсем другое дело! Будем клиентов разводить… Знаешь, скока тут жирных котов… Они мечтают баблом с нами поделиться. Всовываешь ему ствол в пасть и всё… Лавэ у тебя… И все русские тёлки — тоже твои!
ВАГИФ. Прямо все! Шлюшки подзаборные… Кейфе чохнэ сычим… грязные шлюшки тока… На тверских месяц будешь копить…
ФИКРАТ. Да с пушкой я и бесплатно возьму, чё надо…
ВАГИФ. Э, хорош уже! Пошли спать! Завтра на базу вставать!
ФИКРАТ. Пох йе! Обломись! На хер базу! Иди! Чё застыл? Балашка, бля! Малявка сопливая! Иди, те сказали! Вали, давай!
ВАГИФ. Азар… заткнись, да? Сам вали! Мне и здесь хорошо.
ФИКРАТ. А чё воешь тогда?
ВАГИФ. Никто не воет… Просто мы тут уже два часа паримся…
ФИКРАТ. И чё? Скока надо, стока и попаримся… Всё равно делать не хрен…
ВАГИФ. Можно на пятак пойти. Снимем там кого-нить…
ФИКРАТ. Кого ты снимешь? У тебя в карманах мыши трахаются…
ВАГИФ. Ну, одну можно… на двоих одну…
ФИКРАТ. Да погоди… заколебал ту уже… потерпеть не можешь? Сиди — не вякай!
ВАГИФ. Сам не вякай! Ты чё тут — центровой?
ФИКРАТ. Ну, а чё ты на понтах-то весь? Тебе тут не в кайф? Иди в альчики играй!
ВАГИФ. На хрена мне твои альчики? Слышь, ты! У тя, может, ганджубас остался?
ФИКРАТ. Откуда? Давно уже нету…
ВАГИФ. Гонишь!
ФИКРАТ. Ат агха! Мамой клянусь!
ВАГИФ. Давай тада смольнём…
Фикрат бросает опустошённую банку из-под пива в дальний угол двора, достаёт мятую пачку сигарет, подкидывает её в сторону Вагифа. Тот ловит пачку, достаёт сигарету, прикуривает от зажигалки.
ФИКРАТ (тихо). Слышь, ты, сосатель сигарет! Глянь-ка, — баба!
ВАГИФ (оглядывается). Где?
ФИКРАТ. В гнезде! (Кивает в сторону тёмного переулка.)
В слабом свете дальнего фонаря появляется тёмная фигура женщины с большим полиэтиленовым пакетом в руках. Не сговариваясь, Фикрат и Вагиф вскакивают со своих мест, подбегают к женщине.
ВАГИФ. Женщина, вам помочь?
ФИКРАТ. Может, вас до дома проводить?
ЖЕНЩИНА. Нет… нет… спасибо…
ВАГИФ. А мы всё равно поможем…
ФИКРАТ. Конечно, поможем…
ВАГИФ. Очень поздно сейчас… как же вы одна?
ЖЕНЩИНА. Да я тут рядом живу… вон мой дом (показывает)…
ФИКРАТ. Мы проводим… мало ли чё… сумку отберут… или ещё чё…
ЖЕНЩИНА (с паническими нотками в голосе). Да не надо ребята… я уже пришла…
ВАГИФ. Надо-надо…
ФИКРАТ. А в сумке чё у вас?
ЖЕНЩИНА. Апельсины вот… конфеты… ребята, зачем вам? Я внуку несу… внук маленький… малыш… три года… Ну, хлеб ещё… Может, вам денег надо? У меня рублей семьсот есть… хотите? Возьмите, ребята… Больше нету… Я бы вам и больше дала…
ВАГИФ. Ну, так давай…
ЖЕНЩИНА. Нету…
ВАГИФ. Как это нету? Сама тока что сказала: дала бы! Ну, так давай! Тя за язык не тянули!
ЖЕНЩИНА (в страхе). Нету…
ФИКРАТ (достаёт нож и прижимает его к горлу женщины). Снимай куртку!
ЖЕНЩИНА. Ребята, холодно… пожалуйста…
ФИКРАТ. А нам пофиг! Снимай!
ВАГИФ (Фикрату). Ты… ну её на хер… старая…
ФИКРАТ. И чё? Хрен ровесника не ищет!
ЖЕНЩИНА. Пожалуйста… не надо… заберите всё… всё заберите… деньги… кольцо вот есть, серёжки…
Фикрат злобно и резко срывает с женщины куртку. Обороняясь, она роняет пакет, из него выкатываются апельсины…
ФИКРАТ (пнув апельсины ногой, рвёт с женщины одежду). Ты же сама хотела…
Женщина беспорядочно машет руками, пытаясь защититься. Вагиф подходит сбоку и бьёт её кулаком в лицо. Она падает. Вдвоём Вагиф и Фикрат затаскивают её за беседку. Видны только ноги женщины и спина Фикрата.
ВАГИФ. Ты! Я не буду! Старая!
ФИКРАТ. А я буду! Мне по фигу! Снимай!
ВАГИФ. Деньги забери!
ФИКРАТ. Щас… (возится)… серёжки не расстёгиваются…
ВАГИФ. Рви на хер с ушами!
Женщина стонет, очнувшись от боли.
ВАГИФ. Притемни её!
ЖЕНЩИНА. Не надо… пожалуйста, не надо… я же вам в матери гожусь… вы со своей матерью тоже так?
Слышен звук удара. Женщина замолкает. С её неподвижных ног стягивают брюки.
ФИКРАТ. Чё стоишь? Помогай!
Затемнение.
Картина третья.
Отделение полиции. Справа — дежурка, слева в глубине сцены — клетка-обезьянник, наполненная людьми неславянской внешности. Полицейские Ваня и Петя вводят очередного задержанного.
ВАНЯ. Ну, и куда его?
ПЕТЯ. Куда? Туда же!
ВАНЯ. Ну, куда, ёптыть!
ПЕТЯ. Нам похер! Наше дело — привести! Дежурный, открывай!
Дежурный открывает, возвращается на своё место, полицейский грубо запихивает арестанта в клетку.
ПЕТЯ. Ничё, потеснятся! (Подходит к стойке дежурного, бросает ему паспорта, бумаги). Оформляй!
ДЕЖУРНЫЙ. Опять! Да скока ж можно?
ПЕТЯ. Скока нужно, стока и можно…
ДЕЖУРНЫЙ. Да вы и так уже весь район сюда перетаскали! Куда мне их девать?
ПЕТЯ. А меня это дерёт? Я тебе ещё скоро подтяну. Все клетки, все подвалы чурками забьём. Заколебали уже! Каждую ночь что-то происходит! И днём даже! То порежут кого-то, то изобьют, то ограбят! У нас тут чё — Чикаго? Откуда, бля, столько этого зверья? Скоты, с-суки… женщину пожилую убили… изнасиловали… прикинь, ты! Женщине больше шестидесяти — изнасиловали. Не постеснялись! Ну, твари же! Иди молодых дери! На старух уже лезут, совсем охренели! А убивать-то зачем?
ВАНЯ. Да им в зоопарке место! Их кастрировать надо… а потом — в зоопарк…
ДЕЖУРНЫЙ. И чё с ними теперь?
ПЕТЯ. Я знаю? Проверяй!
ДЕЖУРНЫЙ. А убийца? Или убийцы?
ПЕТЯ. Ищут. Шеф уже всех матами покрыл… орал так, что в соседнем районе слышно было…
ДЕЖУРНЫЙ. Найдут, как думаешь?
ВАНЯ. Может, и найдут… да только тех ли?
ПЕТЯ. Их всех, тварей, нужно к стенке!
ВАНЯ. Вычистить из страны к чёртовой матери! Порядки они тут свои наводят. Я вам покажу — порядки! (Дежурному.) Ну-ка, открой!
Дежурный со вздохом поднимается, идёт к клетке, нехотя открывает. Вася выхватывает первого попавшегося под руку мигранта, тащит его наружу и с размаху бьёт кулаком по лицу.
МИГРАНТ. Не надо, начальник!
ВАНЯ. Не нравится тебе? А баб наших насиловать тебе нравится? А прохожих грабить тебе нравится?
МИГРАНТ. Да я не трогал никого! Я ваще никого не трогаю… я работаю тихо… начальник, не бей… у меня дети на родине… их кормить надо… кто их кормить будет?
ВАНЯ. Ну, не я точно… А ты пасть закрой, когда с тобой старшие разговаривают! (Сновабьёт.)
МИГРАНТ (плачет). Не бей, начальник! Я ничё не сделал…
ГОЛОС ИЗ КЛЕТКИ. Это беспредел! Вы чё творите, мусора?
ВАНЯ. Это кто здесь гавкает? (Подходит кклетке). У кого морда ещё без фонарей? (Дежурному). Ну-ка, открой ещё разок!
Дежурный открывает. Вася опять хватает подвернувшегося под руку мигранта, выволакивает наружу и бьёт.
ВТОРОЙ МИГРАНТ. За что, начальник? Я ничё не сделал… это не я говорил… я ваще молчал…
ВАНЯ. Так это тебе за то, что молчал. А надо было говорить… надо было сказать, кто базарил щас…
ВТОРОЙ МИГРАНТ. Я не знаю…
ВАНЯ (бьёт). Ответ неправильный! (Сновабьёт). Кто базарил?
ВТОРОЙ МИГРАНТ. Откуда я знаю? Сука ментовская! Иди и спрашивай, кто базарил…
ВАНЯ. Ты чё сказал? Ты чё сказал, урод? Ты у меня щас парашу языком вылизывать будешь! (Сновабьёт).
Из клетки доносится глухое роптание.
ГОЛОСА. Беспредел, начальник! Адвоката давай! — Где права человека? — Воды дайте, волки позорные! — Мерет кунем! Твою мать! — Жрать не даёте два дня уже! Фашисты!
ВАНЯ. Ты чё сказал? Маймун! Рожа обезьянья!
Открывает дверь клетки, берёт дубинку и наугад лупит ею мигрантов. Дежурный оттаскивает его.
ДЕЖУРНЫЙ. Э, хорош, заканчивай… я потом синяки как буду объяснять?
ВАНЯ. Так они между собой дерутся… Твари… присмирели… Пить они хотят… Я вас щас напою… (Уходит за сцену, гремит там ведром, возвращается и, встав перед клеткой, выплёскивает воду из ведра прямо на мигрантов).
ГОЛОСА. Э-э, ананьски джаляб! — Вот суки! Чтоб вы передохли все, твари ментовские! —Хлеба дайте! Два дня без жрачки!
ВАНЯ (бьёт ведром лежащего на полу мигранта). Вот тебе — хлеба! Я вас научу жизнь любить! Хлеба хочешь? (Подносит к его лицу телефон). На! Позвони братанам своим! Пускай двести баксов привезут! Ты чё думаешь, хлеб на халяву тут тебе? Понаехали, мать вашу… чё вам дома не сидится? Мёдом тут, что ли, намазано?
ВТОРОЙ МИГРАНТ (злобно). Это вам тут мёдом намазано! Это вы тут кормушку устроили… Ну, чё смотришь, краснопёрый? И при совке вас резали, и сейчас резать будем! Бабла вам мало? Ходите по улицам, суки, регистрации проверяете… сами фальшаки лепите, а потом проверяете… за отмазку бабки берёте… и всё не нажрётесь никак… раньше-то вы по штуке брали… а теперь по пять гребёте! Крысятники, взяточники! Ну, убей меня! Вон сколько свидетелей, всем рты не позатыкаешь! С хозяев бабки лупите, с нас лупите… за всё, за всё… за регистрацию, за разрешение на работу, за место в общаге, за право ходить по улицам, за право жрать… скоро за право срать будете бабло рубить… гнильё ментовское… разве вы — народ? Вы — быдло народное, вы отбросы… вы чё, типа, защитники закона? Вы защитники беззакония, вы сами творите беззаконие, у вас нету закона… где ваш закон? Вы только прикрываетесь законом, картинки красивые у вас везде! Моя милиция меня бережёт! Реформа у них! Как были менты, так менты и остались! Кино они красивое показывают! Какие там менты! Благородные менты! Не спят, не кушают, преступников тока ловят! Чё зенки вылупил? Ну, ударь, ударь! В лицо ударь! Ногой в лицо ударь! А лучше — убей! Вам же не привыкать! Вы скока уже наших братьев здесь убили? Знаю я! Давно родился! Всякое видал! Убей! Про свидетелей тока не забудь!
ВАСЯ. Ты чё тут закудахтал, красава? Я тя щас в отдельный кабинет заберу… почки здоровые у тебя? Кровью будешь ссать! Я тя в бетон закатаю… и свидетели твои не помогут… никто не пикнет даже.. понял, нет? Старух трахать будете, звездострадальцы? Шиздуй на родину с ветерком, ослов там дери! Родина им, понимаешь, прокорму не даёт! Да пофиг мне твоя родина, у меня своя родина есть. И её надо от таких как ты, защищать!
ВТОРОЙ МИГРАНТ. А ты собери нас и расстреляй!
ВАНЯ. Да хоть щас я бы это сделал! Травить вас нужно, как тараканов! Под корень всё ваше племя чернозадое!
ВТОРОЙ МИГРАНТ. На свой зад посмотри! С него ещё после крепостной порки короста не отвалилась! Постреляй, постреляй нас! Кто вам чёрную работу делать будет? Кто за вами грязь убирать станет? Вы ж дерьмом зарастёте! Вы ж работать ни хрена не умеете! Ручки свои белые запачкать боитесь… у вас только в телевизоре всё красиво! А сами ленивые и тупые… Свиньи вы… и мамы ваши…
Ваня резко бьёт мигранта в лицо и, ожесточась, уже не может остановиться. Петя, подбежав, с трудом оттаскивает его от жертвы. Хаотичная музыка, постепенно усиливаясь, резко обрушивается на сцену.
Свет убывает и в наступившей полутемноте на авансцену выходят, водружая на свои головы муляжи крысиных голов, дежурный и двое полицейских.
ХОР МЕНТОВ-ПОЛИЦЕЙСКИХ.
Наша главная цель — бабло рубить,
Но при случае мы можем и убить.
Мы так поднаторели в борьбе с криминалом,
Что за всё предпочитаем получать налом.
Мы сбиваемся в стаи, как настоящие крысы,
Мы отважны, как тигры, хитры, как лисы.
В наши рты пальца не клади — откусим,
Нам не откажешь в оригинальном вкусе, —
Откусываем всё, что плохо лежит
И догоняем всё, что быстро бежит.
Разве скроешься от нашего зоркого глаза?
Мы выгрызем любую общественную заразу,
Особенно если бабки лежат в её основе, —
Мы не боимся ни голоса совести, ни вида крови.
Совесть мы давно затоптали ногами, —
Ведь это атавизм, презираемый нами.
К виду крови — давно притерпелись,
Можно сказать, мы с нею спелись,
К трупному зловонию – давно привыкли,
А если б не привыкли, давно бы погибли.
Бандиты и убийцы – наши кровные братья,
Мы одинаково нужны обществу, как Авель и Каин,
Нам плевать на ругательства и проклятья,
Несущиеся в наш адрес от столиц до окраин.
Мы кровососущие, плотоядные, злобные крысы,
Мы не питаемся пшеницей, не питаемся рисом,
Мы не жрём овощи и фрукты, сахар и соль,
Наш интерес – только человечья боль!
Наш интерес – только кипящая кровь,
Которая слаще славы и круче, чем любовь.
Мы санитары-вампиры; да воцарится в мире тьма,
Да будет затмение солнца и помрачение человечьего ума!
Затемнение.
Картина четвёртая.
Вечер. Та же автобусная остановка, что и в первой картине. Дихлофос, Рашпиль и Сёма Костолом сидят на лавочке внутри остановки.
СЁМА КОСТОЛОМ. Ну, чё будем с ними делать?
РАШПИЛЬ. Учить будем! Нам не привыкать!
ДИХЛОФОС. Не впервой!
СЁМА КОСТОЛОМ. Они достали уже! Скока раз я уже говорил — их надо вылавливать по одному и месить! Нам главно дело — на кодлы не нарываться. Как я учил: в первую голову — планирование санитарных вырубок. Спланировал — вырубил, спланировал — вырубил… Мы знаем, где фашики тусят, мы знаем, где гопота семки лузгает, мы знаем, где скины залегают. И все их дружбаны… Выслеживаем и месим! Выпалываем по одному!
РАШПИЛЬ. Слышь, Сёма, а на Лыске мы же собирались… Глицерин я когда ещё купил…
СЁМА КОСТОЛОМ. Селитры-то нету щас… Селитру аммиачную обещали нам достать, вот тогда и… А пока по одному, по одному, как в старое доброе время… Щас как раз акции начнутся, они все и раскроются… Слыхали, азиатов из крытки повыпускали… ну, которые старуху-то на прошлой неделе отымели… Щас и азиков, а азеров, и ариков всех мочить начнут… без разбору… менты же наши — шкуры продажные…
ДИХЛОФОС. Ага, знаем… чуркачи забашляли, их и выпустили… им чё, они всё могут… это мы лапы сосём, у радаков на мороженое сшибаем… а они башлёвые, режут скинов, как баранов, баб скиновских опускают, а потом откупаются… А мы чё, выходит, чуркачей защищаем?
СЁМА КОСТОЛОМ. Ты, их же тысячи! Один-два чё-то сделали, так их тоже учить надо… А остальные? Они же не виноваты… они ж бабла приехали срубить…
РАШПИЛЬ. Слышь, Дихлофос, мы национальный вопрос не решаем… мы только за справедливость… Ежли наш брат русский азиатов гнобит, — это же расизм! Несправедливо! Надо восстановить справедливость… А Пунчика-педофила забыл, как наказали? Почему его менты отпустили? Улик было недостаточно? Ты чё? Фотки даже были… А что ребёнки на него не показали, так боялись… Зря мы его отшиздили? Зря мы ему яичницу из яиц сделали? А чё он, сука, детей уродовал? Несправедливо, скажешь? Справедливо! Сто пудов! По херу нам суд! Суд и не докажет… Суд бабло любит… за недостаточностью улик… А пидорков, чё, не надо месить? Они ж наши общечеловеческие ценности разрушают…
СЁМА КОСТОЛОМ. Э-э, у тя каша в голове… это же и есть расизм… просто те чёрные, а эти голубые… чем ты тогда от фашиков отличаешься? Я, например, голубых не трогаю… мне по фигу чё они там друг другу втыкают и куда… Вот Пунчик — другой базар… Пунчик педофил, его учить надо… я его ваще хирургическим путём полечил бы…
К остановке выходят Люфтваффе, Геринг и Борман. Заметив Костолома, Рашпиля и Дихлофоса, приближаются и с вызывающим видом останавливаются в нескольких шагах от них.
ЛЮФТВАФФЕ (возмущённо). Обурели… чё, в натуре, обурели, бледнолицые? Слышь, антифа, вы где расселись? Это наше место… Рамсы попутали? Реально-конкретно… Бля-я-я-я… ваще нюх потеряли… (Сёме Костолому). Слышь, мужык!
Сёма Костолом не реагирует.
БОРМАН. Он, типа, глухой…
ЛЮФТВАФФЕ. Эй, сюда иди! Сюда иди, я сказал!
СЁМА КОСТОЛОМ. Ты кто? Я тя не знаю!
ЛЮФТВАФФЕ. Отморозился! Чё дуркуешь? Может, ты меня не уважаешь?
СЁМА КОСТОЛОМ. Тя уважать? Да я с тобой на одном километре не сяду…
ЛЮФТВАФФЕ. Ты чё, хамишь?
СЁМА КОСТОЛОМ. Не, это я те уважуху адресую…
ЛЮФТВАФФЕ. Парни, он хамит…
БОРМАН. Ну, чё, огребёт щас…
ГЕРИНГ. Это у нас быстро…
СЁМА КОСТОЛОМ. А ты толстый, заткни хлебало, тя не спрашивали… дрочила… гопота трущобная…
ЛЮФТВАФФЕ. Ты чё быкуешь? Хочешь мармыли спустить?
СЁМА КОСТОЛОМ. Ой! Держите меня семеро! Думаешь по беспределу наехать? Хочешь на лоховскую масть проверить? Ну, рискни… твои пацанячьи понты здесь не прокатят… Ты же нас знаешь… С чёрными ты дерзкий, а здеся тя на раз обломают… На фига ты эфиопов мочишь? Мусора тя не трогают, а мы-то знаем, кто азиатскую вшивоту на нашем раёне выводит…
ЛЮФТВАФФЕ. А ты стукни!
СЁМА КОСТОЛОМ. Не, нам это западло… Мы лучше сами как-нибудь вас… Я хочу мозг те малехо поправить… а то он у тя какой-то вывернутый… Вот ты чем думал, когда твои быки базу громили? А когда на рынок наехали? А киргиза зачем убили? Они ж ответку дают… Ты чё, войны хочешь? Когда миграта арматуры возьмёт, чё делать будешь? Герингом будешь прикрываться? Красава! Он жирный, об него арматуру обломают…
ЛЮФТВАФФЕ. А мне похер! Я их мочил, и буду мочить! Мне это по кайфу! Пускай валят в свой Чуркестан! Пускай валят на свой Кавказ! Скока там наших полегло… Они парням глотки, как баранам, резали…Они им пальцы отрубали… Чё они лезут к нам? Пускай у себя там ослов дерут, рваньё чёрное! Буду глушить их, пока не уберутся! Пацаны бельё не гладят! Да и бабло никогда не лишнее!
СЁМА КОСТОЛОМ. Да чё ты с них срубаешь! Они ж нищие… Это же не шоу-шантрапа… Нашёл, кого потрошить!
ЛЮФТВАФФЕ. Ошибочка ваша, гражданин начальник… Мне солидные люди бабки подгоняют… За каждого чечена башляют, за каждого азера…Такие люди с тобой, лохом, и базарить не станут, не то, что серьёзные дела мутить…
СЁМА КОСТОЛОМ. Так ты, выходит, — сука… за бабло колотишься… солидным дяденькам продался… а дяденьки твои часом не из мусорни?
ЛЮФТВАФФЕ. Ты сам — сука… Ты сам краснопёрый… Реально-конкретно… Чотких пацанов хочешь зачморить? (Пауза). Стук-стук? Да? Стук-стук? За бесплатно стук-стук? Из идейных соображений? Дятел ментовской!
СЁМА КОСТОЛОМ. Пасть закрой, воняет сильно!
ЛЮФТВАФФЕ. Вали их, пацанва!
БОРМАН. Вали!
Набрасываются друг на друга. Слышны крики, мат, звуки ударов, возгласы боли. Люфтваффе сцепляется с Сёмой Костоломом; Сёма, держа врага левой рукой за куртку, правой с размаху бьёт по лицу. Люфтваффе повержен, однако, извернувшись, он достаёт нож и сбоку пытается ударить оппонента. Наконец ему это удаётся, но удар не настолько силён, чтобы остановить Сёму, — озверев от боли, он выхватывает кастет и бьёт им Люфтваффе в висок.
Все медленно поднимаются и так же медленно расходятся по кулисам. На сцене остаётся лежать Люфтваффе.
Свет гаснет, но через несколько мгновений луч прожектора выхватывает из кромешной тьмы гроб, стоящий торцом и опирающийся на задник. В гробу со сложенными на груди руками стоит Люфтваффе. Глаза его закрыты. Под хаотичную музыку он, словно сомнамбула, выходит из гроба и приближается к авансцене.
ЛЮФТВАФФЕ. Мертвецы иногда разговаривают. Когда хотят свидетельствовать. Наверное, я прожил плохую жизнь. Я точно знаю, что я никого не должен был убивать. Меня родители этому не учили… Они меня вообще ничему не учили… Реально-конкретно… Батяня был у меня чистый синюган, бухарь… чему он мог научить? Слава богу, не научил ханку жрать… И маманя ничё не успела… не научила…Её батя по пьяни так отшиздил (пауза)… вот она ласты и склеила в больничке… меня даже не узнала, когда я подтянулся… так в несознанке и померла… А батяню закрыли… ага… закрыли… Хорошо, я тогда уже спецуху закончил… работать пошёл… коллективчик меня принял… сучий коллективчик… тоже синюганы все… побросают кирпичи и ну греться… хотели меня тоже на стакан подсадить… хорошо хоть не на иглу… а спасло меня то, что я рвал с водяры… не любит мой организм её… а то б тоже за годик-другой посинел бы… вообще не люблю алкашей… насмотрелся на батю… и чурок не люблю… они у нас на стройке пахали… помыкали… опускали меня ниже плинтуса… туда пойди, то отнеси… бетона мне всегда больше всех в носилки насыпали… с-суки… а я надрывался, сопел… пусть они сдохнут все… им рядом со мной места нету… они меня раз в каптёрке раздели догола… зачем, я говорю им, зачем? Они рыгочут и говорят: дженеле… «просто так» значит… Просто так, прикинь… твари… просто так живого человека догола раздевать! Я потом одного подкараулил в тёмном переулке и фейс ему отрихтовал… А потом я их всех обрадовал… поодиночке… собрал пацанов мазёвых и… кому из чурок бошку пузырём проломили, кого на четыре точки раком поставили… старикана одного… у нас там старикан один работал… ну, лет сорок такой… мы его обрили на хрен… ваще под Котовского… и, прикинь, лысину ему зелёнкой намазали… ржач был потом офигительный… ну, он шкандыбает такой с зелёной башкой… приколись, да? Так потом они уже по раёну ваще ходить боялись… поняли, кто тута хозяин… а ещё потом солидные люди подтянулись, бабосов подогнали… чё ты, говорят, за бесплатно работаешь? Ты , говорят, делай, а мы башлять будем… Ну, мы и делали… Нехилые башли, кстати, забивали… Реально-конкретно… А этих тварей гнать надо с нашей земли… Чё им тут надо? Не давать им гражданства, ну их на хер всех! Никаких мусульманских языков в России! Пускай русский учат, если чё… Даёшь визовый режим с ними! Работу им — тока сортиры драить… тада сами ехать перестанут… Да не пускать их просто! Это же мина замедленного действия… сегодня они хиджабы носят, завтра мечети строят… а послезавтра сделают маленькую победоносную исламскую резню… им же не привыкать… А наши всё сопли жуют: давайте их уважать, давайте их языку учить… они же работают у нас… это, как его… толерантность давайте… какая там в звезду толерантность… терпимость это по-нашему… вот пускай они и терпят… терпилы, бля… Ненавижу их… с какого хера мне их любить? Пусть мне лучше голову отрежут… никогда не стану я их любить…
Свет снова убывает. На сцену вбегают запыхавшиеся Борман и Геринг. Луч прожектора выхватывает из тьмы Люфтваффе, лежащего на полу в той же позе, в какой он остался после удара кастетом.
БОРМАН. Вон он!
ГЕРИНГ. Русские не оставляют своих раненых на поле боя…
БОРМАН. Он не раненый… он — убитый…
ГЕРИНГ. Тем более… мы должны его забрать…
БОРМАН. И чё делать будем с ним?
ГЕРИНГ. Чё делать? В гроб положим по русскому обычаю… И нажрёмся на хер на поминках…
Звучит хаотичная музыка. Гопники поднимают тело, выходят с ним на авансцену. Музыка постепенно смолкает.
БОРМАН. В натуре нажрёмся… реально-конкретно…
Снова возникает музыкальный хаос. Какофония нарастает и вдруг резко обрывается.
Затемнение.
Занавес.
Некоторые пояснения для господ артистов
Поскольку в драме, предлагаемой вниманию господ артистов, много так называемой «чернухи» и негативной, зачастую оскорбительной лексики, я, как автор, хотел бы предостеречь исполнителей от излишнего педалирования означенных моментов. Не мне, конечно, корректировать видение драмы режиссёром и актёрами, но, думается, было бы уместным несколько сгладить в эмоциональном плане тот накал страстей, который наличествует в пьесе. Также при постановке, на мой взгляд, вполне возможен отказ от использования господами актёрами ненормативной лексики и просто грубых слов и выражений, если это покажется творческому коллективу ненужным или неуместным.
Поскольку в пьесе затронуты очень деликатные темы, касающиеся национального достоинства разных народов, следует, думается мне, чётко понимать, что представленный текст не является националистическим и не ставит перед собой цели оскорбить или унизить какую-либо нацию или народность.
Кроме того, пьеса повествует всё-таки не только о сиюминутных проблемах. Мне хотелось, актуализируя театральное пространство (например, в сцене съёмки телевизионной передачи и использования в ней документальной хроники), выйти на некие обобщения, на общечеловеческие вопросы. Поэтому я и попытался злободневность тематики противопоставить предельной театральной условности (в сценах хоров). Для господ артистов, эта ремарка может быть чрезвычайно важной, ибо зонги в таких условиях станут наполняться дополнительным смыслом. Эти фантастические хоры, я думаю, должны подаваться господами актёрами в абсолютно «бытовом» ключе, так, словно они являются самыми обыкновенными «попсовыми» поделками. В этом случае ужас и абсурд происходящего, мне кажется, будут предельно очевидными.